Жертвуя малым - [116]

Двое крепких матерых волков, покрытых густым серебристо-серым мехом. Подле каждого сидит на корточках молодой волчонок-подросток; волчата юркоглазые, остроухие, вежливые, похожие, как отражения в зеркале. Старый шаман, прокряхтев, усаживается на бревно, Волчица приседает на корточки у его ног, а Соль остается стоять рядом со своими шаманами, давая чужим вожакам возможность рассмотреть себя.

Те, не торопясь, осматривали. А Соль подумал, глядя в их невозмутимые широколобые лица: ««Не будут приветливы» — это еще мягко сказано, Акмэ».

Наконец, один вожак оторвал взгляд желтых глаз от лица Соля и, не поворачиваясь, безразлично сказал другому: «Тот». «Плохой знак», — отозвался второй.

Волчица не стерпела, вскочила, заслоняя своим малым ростом Соля. Дед ее вытянул руку, и Акмэ, дрожа от негодования, осталась стоять, молча буравя вожаков взглядом.

Тот, который постарше, с квадратным лицом, сказал что-то шаману на новом для уха Соля языке. Недоумевая, он прикоснулся к Волчице, она взглянула через плечо, скривила губы: «Духов язык».

«Твой бог не знает перворечи, Матерь?» — удивился старший из вожаков. Так, наверное, мог бы удивляться камень, рушась со скалы на голову неудачливому путнику. Остроглазые волчата переглянулись.

«Я не рассказывала ему», — прорычала Волчица, втягивая голову в плечи.

Соль снова тронул ее за локоть, и она отступила, становясь с ним бок о бок. «Буду переводить», — сумрачно объяснила она. Старший хмыкнул. И заговорил, гортанно раскатывая непривычные Солю слова. Заметив, как Волчица помрачнела, Соль повернулся к ней. «Что?» — спросил тихо.

Она досадливо повела плечом. «Грозный Лай говорит, ты тот, о ком гласят предания. Ловец жизней, — она издала горловой рык, — слуга змееустых».

«Это правда», — согласился он.

Младший вожак метнул в него взгляд.

«Кто ты такой, чтобы осуждать бога?» — гневно воскликнула Волчица, волчата округлили глаза, но шаман, ее дед, вновь вскинул руку.

Грозный Лай продолжал. «Он помогал нам очищать нашу сторону тумана, — мягко отвечал старый шаман, когда оппонент закончил. — Очень хорошо помогал». «Вашу сторону!» — фыркнул Лай пренебрежительно. А третий раздумчиво проговорил: «Что на уме у бога? Ты знаешь наши мысли, о Мудрая, ему нельзя доверять».

Волчица зарычала.

Старый шаман прокашлялся.

«Предки тоже хороши, — сказал он покладисто, и Акмэ осеклась. Соль с недоверием поглядел на ее деда: ни разу, за все пять месяцев пребывания его в стае, старик ни обмолвился с ним ни словом напрямую. Если добавить, как он возражал внучке в первый же день, можно было бы счесть, что он на стороне других вожаков всецело. — Ты ведь помнишь предание, Грозный Лай? Ты помнишь, а я слышал его, видел своими глазами в дыму — Отцы показали мне. Как он приходил к ним, бел бог, а они выставляли жертву».

«Он и приходил за жертвой! — вздернул губу Грозный. — За жертвой для своих змееглазых несытиков!»

«Он задавал вопросы, брат. Он приходил, и задавал вопросы, и ждал, что же ему ответят».

«Как ты можешь знать?!» — серый вожак вскочил, отпугнув волчонка, шерсть его вздыбилась.

Акмэ подобралась и ощетинилась, готовая защищать своего бога даже ценой схватки с сородичем. Старый шаман, зевнув, уселся на полене поудобнее.

«Мне не по нраву, что Матерь затеяла, но поздно теперь заметать проложенные следы. У нас есть только один способ испытать Светлого бога в деле, единственный способ убедиться, что он проявился к нам не для зла».

«Скажи ему, пусть убирается…», — зарычал Грозный, забыв, что говорит на понятном всем семерым языке. Волчата заскулили.

А Соль спросил, удерживая готовую броситься в драку Волчицу за руку: «Какой способ?»

«Охота, — отвечал старый шаман, и, повернув голову, глянул устало. — Дикая охота на красноглазых».

«Да», — кивнул Соль.

И воцарилась тишина, даже волчата перестали скулить после того, как он это сказал.

* * *

«Джарраш», — шепнула Волчица, закончив заплетать из его волос косу и ластясь к нему на ложе из душистых еловых веток.

Он погладил ее по косматой шевелюре, и она, свернувшись калачиком под боком, мирно задремала. Ощущая плечом и бедром ее тепло, мягкость шерсти ее безрукавки из выделанной оленьей шкуры, Соль продолжал думать, следя, как в потолочном проеме, предназначенном для выхода дыма из шалаша, неторопливо движется звездный хоровод.

Отошли крепкие холода самого длинного зимнего месяца, и в воздухе впервые сладко запахло весной. У волков начался брачный гон, и зрелые пары, приняв простой облик, стали уходить в лес на два или три дня. Соль наблюдал их издалека, сидя в дневную пору перед входом в их с Волчицей шалаш, с интересом смотрел, как самцы ухаживают за своими подругами, как молодые волки, пока еще неуверенно, показывают вошедшим в брачную пору волчихам свою силу и ловкость. К Акмэ тоже приходили женихи, трое молодых волков из соседних стай, они вели себя почтительно и сдержанно, но она всем ответила отказом. Ей запрещено было принимать простой облик, и всю зиму она проходила в теплых штанах и безрукавке из шкур, и точно такой же комплект одежды сшила для Соля. Женихи ушли не солоно хлебавши, и Соль спросил Волчицу, почему она прогнала их, но вместо ответа юная мудрая Матерь больно укусила его в плечо и убежала в лес. К вечеру вернулась, просила прощения, ластилась, но на вопрос так и не ответила. А старый шаман, ее дед, глядя на них, лишь вздохнул сокрушенно, поведя мощными плечами, и убрался в свой шалаш — кашлять там и ворочаться с боку на бок — донимала его старческая бессонница. Долгими вечерами самого длинного зимнего месяца он рассказывал Солю о ловитвах на несытых, в каких довелось ему участвовать в юности. Уже тогда вожди племен склонялись к мысли, что ловитвы не приносят плодов. Слишком много несытых вокруг, ничтожно мало волков, и велика угроза потерять лучших охотников, проигравших в стычке с коварной добычей.