Жертва полнолуния - [9]

— Да, кажется, крепкий, — неуверенно ответила Илона. — По крайней мере я высыпаюсь. Ну разве что кроме последних ночей. Почему-то два утра подряд я просыпалась разбитой и невыспавшейся. Это скорее всего связано со стрессом и со всей этой чертовщиной. Кстати, странно, что сегодня ничего такого не было. Я удивлена.

Марго вдруг зевнула и тут же извинилась, сказав, что очень хочет спать. Илона попрощалась и вышла из комнаты.

Глава 3

Посреди ночи я неожиданно проснулась оттого, что Джим запрыгнул ко мне на одеяло. Немного повозившись, он устроился в ногах и сладко засопел. Странно, обычно он спит в ногах у Маргариты, потому что я во сне брыкаюсь.

Я приподнялась на локте, и моему взору предстала разворошенная кровать, в которой о Маргарите напоминала только ее ночная рубашка, скомканно лежавшая на подушке. Здорово. И давно это она, интересно, гуляет по ночам? А меня почему не позвала?

Я осторожно, чтобы не потревожить уснувшего Джима, вынула ноги из-под одеяла и стала одеваться.

В коридоре было темно и тихо. Я на цыпочках пошла к кухне, сама не зная, зачем я туда иду. Возле кухни я остановилась, сомневаясь, что делать дальше.

Там тоже было темно. Брошенная прямо на пороге белая тряпка, на которую я чуть было не наступила, утвердила меня в мысли, что здесь что-то не так и я — на верном пути. Ну в самом деле, не будет же лежать просто так тряпка на полу кухни, где кухарка отличается отвратительной педантичностью? Я подобрала тряпку и на цыпочках направилась к холодильнику. Зачем, не знаю.

— Вы что тут делаете?

Я едва не подпрыгнула от колючего голоса, неожиданно раздавшегося сзади. Рина Павловна.

— Я еще раз спрашиваю: что вы тут делаете?

Зажегся свет, больно ударивший мне в глаза. Я тут же поняла, что чувствовали партизаны в гестапо и диссиденты в НКВД. Лампа в глаза — это серьезное обезоруживающее и обезволивающее средство. Я как-то кисло улыбнулась и поняла, в каком нахожусь сейчас жалком виде. В одной ночной рубашке, едва прикрывающей колени, в спортивной куртке, накинутой сверху, с голыми ногами в носках и с белой тряпкой в руках.

— Кушать захотелось? — ехидно сложила руки на груди Рина Павловна.

Я негромко чертыхнулась и резко перешла в наступление, вспомнив, что это лучшая защита.

— С голоду умираю. А вам-то какое дело?

Мерзопакостный тон, который я при этом выбрала, слегка смутил торжествующую, что поймала меня на месте преступления — хотя какого преступления? — Рину Павловну, и она сдала позиции патриция, превратившись в оправдывающегося плебея.

— Я… Не знаю… Я просто услышала шаги и пришла сюда. Итак, — приободрилась она, — что вы тут делаете?

Я вздохнула. Эту бабу ничто не берет. Но как же надо было спать, чтобы услышать мои бесшумные шажки, когда комната прислуги находится через три подсобных помещения от кухни?

— Я восхищаюсь вашим слухом, — не давая сбить себя с толку, продолжала я. — Так чутко спать! А больше вы ничего не слышали?

— Слышала, ходил кто-то, — неуверенно произнесла Рина Павловна. — Но, может быть, это был сон?

— Простите, вы это у меня спрашиваете? — очень вежливо осведомилась я.

— Нет, — помотала головой кухарка. — Но вы-то что тут делаете?

Заело.

— Господи, да ничего я тут не делаю! — не выдержав, простонала я. — Призраков ловлю! Фильм «Охотники за привидениями» смотрели? У меня крыша от него поехала, вот теперь охочусь.

— А тряпка зачем? — побелевшими губами спросила меня Рина Павловна.

— Техники-с нету! По старинке душегубничаю. Призраки, они кто? Души. А я их губить собираюсь! То есть душить… Значит, я — душегубка.

— Ой, мамочки! — не вынесла моей филологии Рина Павловна и, закатив глаза, рухнула в обморок. Я забеспокоилась. Как бы действительно не стать душегубкой, вон она как побледнела. Того и гляди, коньки отбросит!

— Эй! Эй! — позвала я ее и для верности похлопала по щеке. Ничего. Никакой реакции. Я поискала глазами какой-нибудь источник воды и, разумеется, нашла его: кран с водой. Я намочила тряпку и приложила ее ко лбу бесчувственной Рины Павловны. Она слегка застонала, приходя в себя.

— Я же пошутила. Вы что, поверили?

— Не поверишь тут! Видела бы ты свою рожу в этот момент. Белая, лохматая, как кикимора.

Я с сомнением потрогала подбородок. Пока гладкий. Почему рожа, то есть лицо, лохматое? А, что с этой безумной взять… Попробуй посреди ночи после такого испуга ясно выразить свои мысли на хорошем русском языке.

— Ну, допустим, вы меня услышали, но больше вы здесь никого не видели?

— Нет, — покачала головой кухарка. — Только лестница, кажется, скрипнула. Или мне показалось?

Оставив Рину Павловну размышлять об относительности и кажущейся реальности бытия, я бросилась к лестнице и машинально посмотрела наверх. Там кто-то был. Преисполненная надежды, что все-таки увижу полтергейст, я прокралась по лестнице на второй этаж. Уловив сбоку слабое дуновение потока воздуха, я невольно обернулась. И чуть не умерла от страха. Из-за пальмы на меня в упор смотрели огромные, как у стрекозы, стеклянные глаза, нехорошо поблескивающие в лунном свете, который лился из окна над головой существа.

* * *

— Чего ты глаза вылупила? — хорошо знакомым шепотом спросило существо, выглядывая из-за пальмовых ветвей. За ее развесистыми листьями можно было спрятать целый батальон, но тут сидела всего лишь Маргарита. Она сердито сверкнула на меня очками и, протянув руку, заставила сесть рядом с собой. — И что тебе не спится?