Жертва мистификации - [13]

— Послушай, что ты постоянно куксишься?! — заорал. — Все чем-то недовольна! Что тебе не хватает?! Прекрасная квартира, машина, денег навалом. Что тебе ещё нужно?!

Лицо её пошло красными пятнами, глаза заблестели. И будто старая, закоснелая в своих убеждениях учителка, внушающая старые, как мир, прописные истины своим дебилам-ученикам, проговорила:

— Стыдно кичиться богатством, когда большинству людей очень трудно живется!

Я саркастически рассмеялся её словам.

— Да плевал я на твое большинство! Поняла? Ага. С верхней полки! И на тебя и на все твое человечество!

— Замолчи! Как тебе не стыдно! — Глаза её теперь пылали гневом, как два огромных инквизиторских костра. Что касалось её убеждений она была твердолобой и упрямой, будто ослица.

— Святоша! Дура безмозглая! Пойми ты, наконец, своим кляйне маленьким умишком, что время таких идиотов, как ты, давно кончилось. Наступила эра таких прогматиков, как я. Если ты это не поймешь, то плохо кончишь.

И как в воду смотрел. Тогда я ушел и два дня не был дома. А когда вернулся, застал её в ванной со вскрытыми венами, плавающей в собственной крови. Я дико заорал и потерял сознание. Очнулся только в больнице. Олю похоронил без меня её брат, приехавший из Кемерово. Выйдя через полмесяца из больницы, я чувствовал такую опустошенность, что не хотелось жить. Во мне будто что-то сломалось. Я впервые почувствовал неуверенность и запсиховал. Подспудно неуверенность копилась во мне, копилась и вот, прорвалась здесь этими глюками.

* * *

Я выключил свет и снова лег. За окном что-то ухало и хохотало. Должно быть филин. Затем все стихло. И в тишине, вдруг, явственно прозвучал ласковый шопот: «Чижик! Ты меня любишь?» Мне стало нехорошо. Так говорила Оля в редкие минуты нашего взаимопонимания, даже с теми же интонациями. Шопот этот прозвучал из правого дальнего угла. Из левого кто-то гнусаво сказал, будто вынес мне окончательный вердикт: «Убивец!» Послышался возмущенный ропот, будто комнату населяли толпы людей. Зажал уши ладонями. Звуки исчезли. Но стоило лишь отнять ладони, как услышал игривый голос Антонины Львовны: «Ой-ля-ля». После чего, из кухни показалась она сама. Голое её тело было сплошь расписано какими-то странными кабалистическими знаками и фигурами, святившимися в уже начинающей редеть темноте. В правой руке она держала за волосы... О, Боже!!! Она держала за волосы голову моей бывшей жены. Антонина жутко рассмеялась и торжествующе, злорадно прокричала: «Ты видел?! Так будет с каждой, кто не захочет с тобой спать!» От перенапряжения мой бедный мозг взорвался и я потерял сознание.

Глава пятая: Рыбалка.

Когда пришел в себя, то в комнате было уже совсем светло. В дверь настойчиво стучали.

— Кто там?! — спросил в страхе, думая, что начинается очередной кошмар.

— Андрей Андреевич, это я, Аркадий Рубенович, — раздался бодрый голос «рогоносца». — Вы желали пойти на рыбалку.

— Да-да, я сейчас. Я мигом, — прокричал, вскакивая, открывая замок и распахивая дверь. Никому в жизни я ещё не был так рад, как этому жалкому и смешному человеку, вытащившему меня из мира кошмаров и бредовых галлюцинаций. Я был просто счастлив видеть его, общаться с ним. Более всего меня сейчас страшило одиночество.

— Ну вы и спите! — изумился он, вваливаясь в комнату. — Насилу достучался.

Был он, как заправский рыбак, в длиннополом плаще с капюшоном и рюкзаком за плечами. В правой руке держал две телескопические удочки.

— Да, это точно, — отчего-то рассмеялся я. — Разбудить меня мало кому удается.

Быстро надел адидасовский спортивный костюм, красовки, ветровку. Дурашливо отдал честь.

— Командуйте, товарищ командир! Я готов!

— Экий вы молодец! — проговорил он восхищенно и даже прищелкнул языком. — Не даром по вас все женщины с ума сходят.

* * *

До места мы добрались, когда из-за дальней горной гряды уже выглянуло ослепительное солнце. Его приход вновь обещал жаркий день. Хотя, здесь, в горях, жара не так ощущалась. Я представил, что в эти дни твориться на равнине, в душных, смрадных городах. Настоящее пекло.

Аркадий Рубенович снял рюкзак, достал из него пару удочек, и плоскую металлическую коробку, раздвинул удилища, размотал леску. Одну удочку протянул мне.

— Держите, Андрей Андреевич.

— А где же наживка? — спросил, беря удочку.

— Ах, да, извините. — Он открыл крышку коробки. Та почти доверху была наполнена ярко-красными маленькими червячками.

Таких я отрадясь не видывал. Спросил:

— Что это такое?

— Вот те раз! — удивился он. — А ещё говорили, что увлекались рыбалкой. Это мотыль — лечинка комара.

— Я прежде рыбачил, в основном, на червя. А эти такие крохотные. Их, наверное, и рыба не заметит.

— А вы насаживайте их сразу по несколько штук. Вот так. — Он взял мой крючок и ловко нанизал не него штук пять мотылей. Распорядился: — А теперь забрасывайте.

Я забросил удочку. Поплавок остановился почти на середине омута. Его закружило водоворотом и быстро прибило к берегу.

— Может быть увеличить глубину? — спросил.

— Здесь такая глубина, что нам лески не хватит. Просто перезабросте, и все.

Я последовал его совету. У противоположного берега омута периодически всплывало со дна множество мелких пузырьков.