Жертва - [32]

— Привет! Рада, что ты пришел.

— Привет. Мне показалось, или у тебя с той официанткой отношения не очень?

— Мягко говоря. Их просто нет.

— Ты не общаешься со своими сотрудниками?

— Нет. И не хочу. У нас плохо скрываемая взаимная неприязнь.

— Почему?

— Да это давно началось, еще с поры, когда я только пришла на работу. Странная тихая девушка, ни с кем не общается, замкнутая, да еще и периодически приходит с синяками или — новость дня — с разбитой губой.

Я сболтнула это и тут же заткнулась. И почему, находясь рядом с Себастианом, я не могу держать рот на замке? Более того, не боюсь рассказать ему о себе неприглядную правду?

— Это делал отец?

— Ты будешь что-нибудь заказывать, а то во мне сейчас дырку протрут внимательным взглядом?

— Принеси мне кофе и что-нибудь к нему. Десерт.

— Хорошо, я сейчас.

Игнорируя посторонние взгляды, попросила Альберто сделать кофе, а сама выбрала десерт. Фруктовый. Поставила это на поднос и понесла к столику.

— Ты в курсе, что другие официантки сейчас обсуждали тебя?

— Да. Они постоянно это делают. Моя репутация в их глазах уже на уровне пола.

— Почему?

— Ко мне периодически заходит Майкл, и они решили, что я завела себе папика. А теперь вот пришел ты.

— И тебя это не волнует?

— Нет. Мне вообще плевать на них. Открыто не высказываются, и ладно. А если откроют рот, я найду, чем ответить. Раньше, наверно, промолчала бы, а сейчас отвечу. Извини, мне надо обслужить еще несколько столиков.

— Да, конечно, иди.

Пока я собирала заказы и разносила готовые блюда, в голове решался вопрос — как мне поступить? Почему-то общаться с Себастианом мне было легко. И я не знала, то ли мне оставить все, как есть, то ли поговорить открыто, все о себе рассказать и спросить совета. Хотя бы попробовать. Я не могла отнести мужчину к своим друзьям, да и вообще присвоить ему какую-то категорию. Он был мне никто, и в то же время, отпускать его не хотелось. Видимо, поэтому, к взглядам других официанток я относилась так ревностно. Это был мой человек, моя находка! Как будто, я нашла редкую вещь, а другие хотят посмотреть на нее, а то и присвоить себе. Нет, не отдам! Эти мысли и решили мою дилемму.

— Себастиан, — я вдруг поняла, что впервые назвала его по имени вслух. Так странно. — Я хотела спросить. У тебя есть время встретиться как-нибудь со мной? В смысле, я хотела поговорить… рассказать… и спросить.

И, кажется, я совсем запуталась. В голове эта фраза была такой легкой, а вслух почему-то не складывалась, не звучала. Я опустила взгляд, теребила пальцами край униформы, как провинившаяся школьница.

— Есть. Ты завтра работаешь?

— Нет.

— Отлично. Вечером часов в восемь устроит?

— Да.

— Тогда я заеду за тобой.

— Спасибо, — я, наконец, смогла поднять глаза от пола. Мужчину совсем не смутила моя просьба и то, как она прозвучала.

— Да еще не за что. А вот за кофе и десерт спасибо, ты угадала мой вкус.

— Хорошо.

До конца смены я работала, буквально летая между столиков. Мысль, что я скоро поговорю с Себастианом, одновременно воодушевляла и пугала. Хорошо, если он скажет что-то нужное, найдет слова и сможет помочь. А если не поймет? Вдруг, мне только кажется, что он тот, перед кем можно открыться? Ведь тогда я сама вручу ему возможность уязвить и ранить меня. Это пугало. Я никому не доверяла до конца, но в данном случае хотела довериться. Возможно даже, хотела бы назвать этого мужчину своим другом. Хотя, это уж совсем роскошь — ему такие друзья вряд ли нужны.

В таких мыслях прошла и большая часть следующего дня. Мне хотелось поторопить время, а через минуту — все отменить и сказать Себастиану, что я передумала. В конце концов, я не выдержала и плюнула на все — будь, что будет.

К восьми часам я успела собраться, пару раз переодеться, потом разозлиться на себя — не на свидание же иду! Приход мужчины был расценен, как спасение от этой беготни.

— Привет. Готова?

— Да.

— Поехали.

Я молча села в машину, оставив мужчине выбирать, куда ехать. Думаю, он и так уже решил. Дорога путляла, мы поднимались выше в гору, а я все не могла понять — куда? Когда машина все же остановилась, я огляделась по сторонам и поняла — мы приехали на смотровую площадку. Вокруг не было ни души.

— Я подумал, что тебе будет комфортнее рассказывать, зная, что никто больше ничего не услышит и не поймет. Здесь можно себя не контролировать. Если захочешь — можно даже кричать и кидаться камнями.

— Надеюсь, до этого не дойдет.

Мы подошли к широкому каменному парапету и сели. Солнце садилось за горизонт, окрашивая небо яркими закатными тонами. Легкий ветер трепал пряди волос, принося запах зелени и прогретой за день земли. Тишину разбавляли только трели птиц.

— Я хотела рассказать тебе все, чтобы ты понял, и, может быть, помог мне разобраться во всем. Начну с самого детства, наверно. Моя мать умерла от рака, когда я еще была маленькой. Оставила нас с отцом. Знаешь, я ненавидела ее всегда за это — за то, что она бросила. А мне она была нужна. И отцу нужна. Он не смирился с ее потерей, но все же пытался завести другие отношения. Ничего не вышло. И он начал пить. Сначала он стал кричать на меня, потом пошли подзатыльники. По мере того, как я росла, менялось и его отношение ко мне. Может быть, еще играло роль то, что я очень похожа на мать — просто копия ее в молодости. Была. Я постаралась сейчас избавиться от этого сходства. Так вот, возможно, отец видел во мне мою мать, которая нас бросила, и поэтому вымещал злость. Я росла в ежовых рукавицах, под тотальным контролем. После школы пошла сразу на работу. Я знала несколько правил общения с отцом — не перечить было одним из самых главных. Не злить, чтобы не усугубить. Однажды я это правило нарушила. Но когда получила пощечину, мне нужно было заткнуться. Но я не могла — все говорила и говорила. Он тогда держал меня за волосы, а потом оттолкнул… и я зацепилась ногой. В общем, я упала, и по пути ударилась головой. Потеряла сознание. Отец испугался — когда я пришла в себя, он сидел на полу и держал на коленях мою голову, извинялся, говорил, что не хотел. Я знаю, что не хотел. И вот после этого я как-то вечером сидела на набережной, и ко мне подошел Майкл. Просто, у него там была встреча, а я разглядывала их, вот он и подошел. А потом и увидел мои отметины на лице. С тех пор он и взял меня под опеку, что ли — говорил со мной, убеждал, что я не могу оставлять все так, как есть. И я послушалась. В другой раз, когда отец разозлился и хотел меня ударить, я не позволила — сказала, что закричу, и закричала. Он злой буквально вылетел из дома. А ночью вернулся уже избитый и раненый — ножевые. Я помню, как плакала, прижимала к его животу полотенце, и ждала скорую. Он сказал, что это я виновата в произошедшем. Вроде как, промолчи я, он не ушел бы из дома в таком состоянии и не нарвался на драку. Он умер до приезда скорой. Я тогда позвонила Майклу, он забрал меня. Не знаю, как бы я без него пережила то время — он вызвал клининговую компанию, чтобы мне не пришлось вытирать кровь с пола, он организовал похороны, помог с оформлением всех документов на дом. И просто поддерживал меня. Его идеей было переехать. И с его же помощью был продан тот старый дом, и в кратчайшие сроки куплен новый. Только вот я все равно не могу поговорить с ним обо всем. Не знаю, почему. Может, боюсь подпустить его ближе — ведь терять больно, а от меня все уходят. О той неудачной попытке изнасилования Майкл не знает. И не знает о том, как меня разрывает от эмоций временами. Я не справляюсь с ними. И не знаю, что мне делать. Боюсь, что однажды я могу совершить то, что отмотать назад будет уже нельзя.