Жернова истории 3 - [2]

Далеко не сразу вспомнилось мне, и к кому можно обратиться с этим делом. Лишь недели через две всплыла в памяти фамилия Федоровский – кажется, он ездил в 1931 году в Южную Африку и после этой поездки высказал гипотезу о сходстве ее геологического строения и строения Сибирской платформы. Когда, наконец, число припомнившихся опорных точек показалось мне достаточным, чтобы с их помощью заинтересовать геологов, я обратился к уже испытанному приему.

Устроившись теплым июньским вечером на диване рядом с Лидой и обняв ее за плечи, спрашиваю:

– Как ты, дорогая, относишься к бриллиантам?

– Пф! – немедленно фыркает в ответ жена. – Барская забава! Что я тебе, нэпачка какая-нибудь, чтобы бриллиантами увлекаться?

– А к алмазам? – продолжаю свои расспросы.

– Какая же разница… – начинает было Лида, но тут она останавливается, задумывается на минуту, потом неуверенно отвечает:

– Кажется, делают какой-то алмазный инструмент… Да, и очень дорогой. За валюту покупают за границей.

– А почему за границей? – не перестаю допытываться.

– Так нет у нас алмазов, – пожимая плечом, как будто я спрашиваю о чем-то само собой разумеющемся, бросает она.

– А если есть?

Реакция Лиды была моментальной:

– Ты что-то знаешь? – развернувшись ко мне лицом и воткнув в меня пристальный взгляд своих карих глаз, громко прошептала она.

– Беда в том, что знаю только я, – вздыхаю по своей дурной привычке. – А все геологические светила уверены, что алмазов на территории СССР быть не может. Разве что академик Вернадский питает некие неопределенные надежды, что алмазы все же могут найтись. Но для геологов он – чистый теоретик, и уж во всяком случае, никакими поисками на основе таких неопределенных надежд заниматься никто не будет. Да и где искать?

– А ты знаешь, где? – Лида уже загорелась азартом поиска неведомого.

– Кое-что знаю. Но чтобы это «кое-что» вызвало к жизни работу геологических поисковых партий, мне потребуется твоя помощь, – с этими словами сильнее притягиваю ее к себе за плечи и прижимаюсь щекой к ее щеке.

– Моя? – она предпринимает не слишком уверенную попытку отстраниться и снова заглянуть мне в глаза.

– Да, – ослабляю свои объятия и киваю в ответ. – Мы с тобой прямо сейчас займемся изготовлением очень убедительного повода приступить-таки к изысканиям.

Предложенная мною мистификация, вопреки опасениям, не вызвала у моей чекистки никакого протеста. Напротив, она весьма ретиво принялась за дело. Уже на следующий день, положив перед собой изготовленный, после нескольких попыток, образец почерка, она стала писать под мою диктовку. Первый черновик оказался неудачным – слишком уж часто Лида сбивалась на привычные ей начертания букв, на характерные для нее связки при письме, иногда забывала про «яти» и «ижицы». Да и моя диктовка тоже подчас спотыкалась. Однако я заметил:

– Пусть в письме останется несколько исправлений и зачеркиваний. Правдоподобнее будет. Ты как зачеркиваешь неправильно написанное слово?

– Прямой чертой, – отозвалась Лида.

– А тут зачеркивай наклонным зигзагом.

Пришлось испортить немало листов бумаги, перенести работу на следующий день, но, в конце концов, на стол лег экземпляр, который, как мне показалось, можно было показывать кому угодно без боязни, что автор письма может быть установлен по почерку. Я вчитался в крупные, нарочито старательно, «по-гимназически», исполненные буквы:

«Дорогой Даниил Сергеевич!

Пишу тебе не своей рукой – я едва выкарабкался из сыпняка, как тут же подхватил испанку. Я не в силах уже держать перо. Боюсь, дни мои – если не часы – сочтены. Посему ничего не остается, как хотя бы через тебя уведомить мир о той работе, которую я вел в глубокой тайне последние двенадцать лет. Не осмеливаюсь писать о том в открытую, но ты человек грамотный, и должен догадаться, о чем веду речь.

Наверное, я умру неисправимым романтиком. Когда в начале века до меня дошли слухи о находках на территории России, первым делом я начал собирать слухи сии из чистого любопытства. Затем, когда некоторые свидетельства показались мне заслуживающими доверия, загорелся мыслью перепроверить их. И – началось!

Двенадцать лет жизни и все немалые сбережения истрачены мною в экспедициях, полных лишений и опасностей. Жена моя от меня отвернулась, родные и близкие дружно сочли опасным чудаком. Но хватит лирики. Результаты, полученные мною, смею надеяться, заслуживают внимания, и от них может произойти немалая польза Отечеству. Буду краток.

Самые первые, и, как потом оказалось, самые легкие находки сделаны мною на Среднем Урале в районе мелких притоков Вишеры, в междуречье Вишеры и Чусовой. Несомненное рассыпное месторождение обнаружено на речке Большой Колчим от ее среднего течения до горы Колчимский Камень. Оно, прямо скажу, не слишком богато, но там получены образцы отменного качества, едва ли не превосходящие лучшие из известных. Место сей находки может быть отыскано по следующим приметам: следуя вверх по Вишере от поселка Вижаиха, известного своим металлургическим заводом, можно достичь сельца Колчим, стоящего близ устья названной реки. А далее надо лишь подняться на два десятка верст по сей реке. Не сомневаюсь, что дальнейшие поиски в окрестностях Вижаихи могут принести и новые открытия.