Женя Журавина - [36]

На совещании они садились рядом, держались вместе во время перерывов, вместе ночевали.

Катя была поглощена своей любовью и охотнее всего вспоминала, как они провели с мужем минувшую осень и зиму: учились готовить обеды и ужины, ходили в тайгу, иногда с ночевой, собирали дикий виноград, грибы, орехи, гербарии, коллекции, занимались наблюдениями за погодой, увешали стены квартиры нужным и ненужным. У Сони все было проще и героичнее, но ни она сама, ни окружающие этого не замечали. Иногда не было керосина, и она часами сидела возле полураскрытой печки и готовилась к урокам; иногда печка дымила, и она приоткрывала дверь, выпускала дым, напускала холоду и долго потом не могла согреться; иногда в комнате замерзала вода. А когда заболела сторожиха, она сама топила печи и ходил а к проруби за водой, сама откапывала школу после снежного заноса. Да чего только за зиму не было! Стоит ли об этом говорить! Делали ей предложение, да она отклонила: как это можно? Не успела приехать — уже устраивать свои дела! Ведь нужно было бросать школу: его куда-то перевели. Где бы я теперь скиталась? А тут я как в семье...»

Девушкам было о чем поговорить, и они грешили этим и на совещании. Но тут произошло нечто неожиданное: докладчик, завроно, заговорил о Жене Журавиной. Она — подлинный патриот, непартийный большевик, общественница, сестра и мать для многих детей, родители которых призваны в армию; у нее самая высокая успеваемость в районе; дети и родители ее любят...

Женя не знала, куда себя девать, опускала голову все ниже и ниже, а когда попросили встать и показать себя совещанию, оставила подруг и выбежала из зала. Но дело этим не кончилось: когда начались прения, ей предложили выступить и рассказать о своем опыте. Сначала она хотела повторить свое бегство, но Соня удержала, и нехотя она поднялась к столу президиума.

— Ну что я могу сказать? Работаю как все. У нас все хорошо работают. Дети стараются...

— А если кто отстает? Как вы помогаете отстающим? — пришел на помощь завроно.

— Как помогаю? Сажусь рядом и помогаю. То он ко мне приходит, то я к нему. Но они же сами хотят учиться! И родители хотят, и я хочу. А если все хотят, то как же не добиться?..

— Расскажите, как вы работаете с родителями.

— С родителями? Мы просто подружились. То они у меня, то я у них. Вместе думаем, заботимся. Родители любят, когда любят их детей. Тогда они начинают любить их еще больше. А ребята у меня хорошие...

Женя снова запнулась. Она вспомнила своих ребят, вспомнила Пронина, Ковалькова, могла бы много о них рассказать, и не так легко и просто все делалось, как она теперь рассказывала. А самое главное — на уроке она пускала в ход все свои силы; в семьях вместе с родителями думала, как лучше одеть, обуть, поднять силы ребенка, как вызвать у него желание знать. И делалось так не потому, что этому учили в педучилище, а потому, что так учила жизнь. Ее заслуга была разве лишь в том, что она все силы вкладывала в работу.

— Ну, я больше не могу!.. — заявила Женя и убежала со сцены. Раздалось несколько редких хлопков, никто не был удовлетворен выступлением лучшей учительницы; больше того, всяк посчитал себя и умнее и лучше. А то, что было действительно лучшего, — большое учительское сердце, честность, любовь к детям, — этого никто на совещании не увидел.

Подруги также остались недовольны выступлением:

— Женя, ну что с тобою? Ты так хорошо выступала в училище! — сказала Соня. — Нам рассказываешь часами, а тут не могла рассказать!..

А потом она позавидовала Жене:

— А все-таки хорошо. Про тебя говорят, а про меня ни слова! А я столько делала...

Подруги замолчали. Соня припомнила подробности минувшего года: занятия в две смены, самодеятельность, хозяйственные заботы. Счастье школы, что она была крестьянской девушкой, не боялась никакой работы. И будь обстановка вдвое тяжелее, приняла бы как должное, обычное. Но у нее за всю зиму не было инспектора, никто не видел ее подлинного героизма.

Недовольный выступлением Жени, завроно предоставил слово Агнии Петровне, сидевшей в президиуме.

— У Евгении Михайловны, — сказала она, — есть чему поучиться и молодым, и нам, старым. Секрет ее успеха прост. Пожалуй, и нет секрета — просто внимательное отношение к человеку, сердечное. У нее нет равнодушия, безразличия к ребенку и к любому человеку. Она всех видит. Она начала с того, что стала прихорашивать и, можно сказать, своим сердцем отогревать своих учеников. И отогрела! Помню, пришла к ней одна девочка, сарафан до пят, волосы не причесаны, на шее крестик, личико бледное. Посмотрели бы вы на нее сейчас! Ребенок — глядеть хочется! Или мальчик Гриша. Был как сорнячок при дороге, а сейчас! Мальчик расцвел, посветлел. И мать стала другой женщиной. То не любила ребенка, а теперь души в нем не чает. Так и каждого ученика. А учеников у нее сорок! Конечно, нам надо знать и педагогику и психологию, без теории мы слепые, но прежде всего надо быть человеком, по-настоящему любить детей...

Агния Петровна перешла к работе школы с родителями и хозяйственным делам, которые, как и у всех, заставляли директора отдавать им много времени и сил.