Жены и дочери - [234]

— Полагаю, именно Роджер прислал ее сейчас. Ты слышала, папа говорил, что видел его вчера.

— Нет! Роджер! Роджер вернулся домой! — воскликнула Молли, сначала покраснев, а затем сильно побледнев.

— Да. О, я помню, ты ушла спать прежде, чем пришел твой папа, и рано утром его вызвали к утомительной миссис Бел. Да, Роджер появился в поместье позавчера.

Но Молли откинулась на стуле, слишком ослабев, чтобы заниматься цветами. Она была поражена неожиданными новостями. «Роджер вернулся домой!»

Так случилась, что в этот особенный день мистер Гибсон был чрезмерно занят и пришел домой лишь поздним вечером. Но Молли все это время просидела в гостиной, даже не собираясь, как обычно, прилечь после обеда, настолько она страстно желала узнать все подробности о возвращении Роджера, которое казалось ей почти невероятным. Но в действительности оказалось вполне естественным: из-за длительной болезни она потеряла счет времени. Когда Роджер покинул Англию, он собирался обогнуть Африку, проплыв вдоль ее восточного побережья, пока не достигнет Мыса, а оттуда в дальнейшем предпринять либо сухопутное, либо морское путешествие для достижения научных целей. До последнего времени все письма адресовались ему на Кейптаун; и там двумя месяцами ранее он получил известие о смерти Осборна, а так же поспешное письмо Синтии о расторжении помолвки. Он посчитал правильным, немедленно вернуться в Англию, и обратился к джентльменам, которые отправили его в путешествие, объяснив им обстоятельства, касающиеся женитьбы Осборна и его внезапной смерти. Он предложил, и они приняли его предложение, снова вернуться в Африку на любой срок, чтобы отработать оставшиеся пять месяцев. Многие из них, будучи собственниками, поняли, насколько важно подтвердить женитьбу старшего сына и ввести его ребенка в права наследования поместья. Только эти сведения, но в более сокращенной форме, мистер Гибсон сообщил Молли за несколько минут. Она сидела на софе и выглядела очень мило с румянцем на щеках и блеском в глазах.

— И? — сказала она, когда отец остановился.

— Что и? — весело переспросил он.

— О! Так мало. Я прождала весь день, чтобы расспросить тебя обо всем. Как он выглядит?

— Если молодой человек двадцати четырех лет может стать выше, я бы так и сказал, что он стал выше. А так, полагаю, он всего лишь стал шире в плечах и сильнее.

— О! Он изменился? — спросила Молли, немного обеспокоенная на этот счет.

— Нет, не изменился; и все же он не тот самый Роджер. Только он сильно загорел, и борода у него такая же прекрасная и широкая, как хвост у моей гнедой кобылы.

— Борода! Но продолжай, папа. Он разговаривает так же, как прежде? Я бы узнала его голос из десятков тысяч.

— Я не уловил никакого готтентотского выговора, если ты это имеешь ввиду. Он не говорит «Цезарь и Помпей как ягоды похожи, особенно Помпей», это единственный пример негритянского языка,[132] который я могу вспомнить в данную минуту.

— Этой остроты я никогда не могла понять, — заметила миссис Гибсон, которая вошла в комнату после того, как начался разговор. Молли занервничала, ей хотелось продолжать расспрашивать отца и заставить его давать четкие ответы по существу, но она знала, что когда жена встревает в разговор, мистер Гибсон склонен находить причину уйти по неотложным делам.

— Расскажи мне, как они все поладили? — это был вопрос, который Молли вообще не собиралась задавать до прихода миссис Гибсон, поскольку они с отцом тактично согласились хранить молчание по поводу того, что им было известно о трех людях, что составляли семью в поместье Хэмли в настоящее время.

— О! — сказал мистер Гибсон, — Роджер явно все исправит по-своему решительно и тихо.

— «Исправит». А что не так? — быстро спросила миссис Гибсон. — Сквайр и французская невестка не очень ладят, я полагаю? Я так рада, что Синтия действовала так расторопно, было бы очень неудобно для нее путаться во всех этих сложностях. Бедный Роджер! Приехав домой, обнаружить, что тебя вытеснил ребенок!

— Вас не было в комнате, моя дорогая, когда я рассказывал Молли о причинах возвращения Роджера. Он вернулся для того, чтобы обеспечить ребенку брата законное положение. Поэтому теперь, когда он находит, что работа частично сделана, он счастлив и доволен.

— Тогда он не слишком поражен тем, что Синтия разорвала помолвку? — теперь миссис Гибсон могла позволить себе называть это «помолвкой». — Я никогда не верила, что он способен на глубокие чувства.

— Напротив, он очень остро переживает. Вчера мы с ним долго говорили об этом.

И Молли, и миссис Гибсон хотелось бы услышать немного больше об этом разговоре, но мистер Гибсон предпочел не продолжать эту тему. Единственное, что он сообщил, это то, что Роджер настаивал на своем праве лично переговорить с Синтией. И, узнав, что сейчас она в Лондоне, отложил дальнейшее объяснение и уговоры посредством писем, предпочтя дождаться ее возвращения.

Молли продолжила расспросы:

— А миссис Осборн Хэмли? Как она?

— Поразительно ожила от присутствия Роджера. Не думаю, что прежде видел, как она улыбается, но время от времени она дарит ему милые улыбки. Они явно добрые друзья, у нее пропадает странный, испуганный взгляд, когда она говорит с ним. Подозреваю, что ей хорошо известно желание сквайра, чтобы она вернулась во Францию, и ей пришлось решать, покинуть ребенка или нет. Она была совершенно разбита горем и болезнью, и до приезда Роджера у нее не было никого, с кем бы она могла посоветоваться, а с ним у нее явно сложились теплые отношения. Он кое-что рассказал мне об этом сам.