Женский взгляд на кремлевскую жизнь - [4]

Шрифт
Интервал

На всю жизнь запомнила тревожные минуты, когда где-то в районе площади Маяковского все же поймала красненький "жигуленок”, водитель сжалился и согласился довезти меня до родильного дома. И я, и он сильно рисковали, если не жизнью, то здоровьем, потому что следом за нами шла остервенелая толпа полупьяной молодежи, сметая на своем пути урны, рекламные щиты, круша железными ломами попадающиеся по ходу движения автомобили. Когда в тоннеле под эстакадой я увидела перевернутый троллейбус, — поняла, что моя жизнь и жизнь моего еще не родившегося ребенка полностью зависит от этого молодого парня и его стареньких "Жигулей".

Дважды дорогу нам перегораживала милиция, которая не скрывала, что случиться может всякое. Дважды в районе Нового Арбата жуткие тетки с безумными лицами и с авоськами в руках, перегораживали дорогу всем проезжающим автомобилям мусорными баками (как мне тогда показалось, они и во мне видели классового врага).

Но мы все-таки добрались до места. Конечно, тот парень не взял с меня денег. Я, кое-как поблагодарив его, успела только спросить, как его имя. Его, как и хирурга, принимавшего у меня роды, звали Саша. Александрой я назвала и свою дочь.

А потом было 2 года и 8 месяцев "ползункового периода": полная оторванность от жизни, ничего не видела, ничего не знала, не понимала того, что происходит вокруг, — не до того. Слово "политика" было для меня все еще мертвым словом.

И только весной 1994 года, по приглашению Кости Затулина, с которым мы были знакомы еще по историческому факультету МГУ, я пришла на работу в Думу, в комитет по делам Содружества независимых государств и связям с соотечественниками. Можно сказать, что тогда и началась моя полужурналистская деятельность. Сначала сочиняла пресс-релизы, потом стала потихоньку писать, познакомилась с парламентскими журналистами и восходящими политическими звездами тех лет: Владимиром Жириновским, Григорием Явлинским, Геннадием Зюгановым и многими другими. В день приходилось обрабатывать десятки газет, и уже тогда мне полюбилась "Независимая", — конечно не могла себе вообразить, что когда-нибудь буду там работать.

Журналисткой я стала абсолютно случайно, и, что самое интересное, мой первый опус был опубликован в одной из ведущих украинских газет "Киевские ведомости". Там впоследствии я проработала около года корреспондентом московского бюро, печатаясь под своей девичьей фамилией — Кузнецова. Если бы не "Киевские ведомости", еще неизвестно, по какой дорожке я пошла бы по жизни дальше, и вообще научилась бы я делать то, чем занимаюсь сейчас. Мой первый начальник в журналистике, шеф московского бюро "Киевских ведомостей” Олег Медведев, не давал мне никакого времени ни на раздумья о том, умею я писать или нет, ни на вникание в суть проблемы, которую нужно освещать. Сегодня я писала заметку об Александре Лебеде, а завтра — о презентации нового диска певца Аркадия Укупника или о ситуации в рыбной промышленности России. Для начинающего журналиста очень полезный опыт. Все это стало и началом моей пресс-секретарской работы.

Собственно говоря, я дважды сбегала с нее: один раз — от Затулина, второй — от жены президента. Но первый опыт работы с прессой появился именно тогда, в 1994 году. Затулин был человеком трудным и умудрялся наживать себе на ровном месте кучу недоброжелателей. Журналисты его не слишком жаловали, и мне приходилось иногда на честном слове сгонять их на наши брифинги и пресс-конференции.

Думские коридоры, конечно, не располагали к откровениям, скорее, наоборот — учили сдержанности и умению держать язык за зубами. Первое время я еще не очень хорошо понимала, почему надо поступать именно так, но бессознательно следовала этому правилу. У меня никогда не трепетало сердце в высоких кабинетах. Иногда только ловила себя на мысли, что разглядываю мебель, письменные принадлежности, ковры, статуэтки и книги, расставленные в шкафу за стеклом. В общем, обычное женское любопытство.

Кабинет многое говорит о своем владельце, в том числе и о его материальном благополучии. Белодомовские, думские и кремлевские кабинеты чем-то похожи, но всегда, когда я бывала в них, меня не покидало чувство незащищенности. Классическая комната современного "вождя" — это великолепный деревянный стол, глубокий диван с креслами из натуральной кожи или велюра, многочисленные украшательства — картины известных и неизвестных художников, гравюры, оружие, мини-скульптуры, изображающие не Ленина и Дзержинского, как раньше, но каких-нибудь восточных божеств или античных героев.

Несколько лет назад в моду и в России вошли семейные фотографии. Теперь их можно увидеть повсюду у наших министров и вице-премьеров: "Я с женой, с сыновьями, внуками, сослуживцами, с Ельциным" и с другими выдающимися и не очень персонажами. Как правило, у всех российских чиновников на стене висит фотография президента. У некоторых — не слишком официальная, но выполненная непременно личными фотографами Бориса Ельцина (ныне отставленными) Дмитрием Донским и Дмитрием Соколовым. Самые "прогрессивные" из политиков, как, например, Анатолий Чубайс, устанавливают у себя на столе компьютер — и уже не нуждаются в специальных помощниках, которые каждые 20 минут приносят свежие новостные сводки информационных агентств.


Рекомендуем почитать
Элтон Джон. Rocket Man

Редкая музыкальная одаренность, неистовая манера исполнения, когда у него от бешеных ударов по клавишам крошатся ногти и кровоточат пальцы, а публика в ответ пытается перекричать звенящий голос и оглашает концертные залы ревом, воплями, вздохами и яростными аплодисментами, — сделали Элтона Джона идолом современной поп-культуры, любимцем звезд политики и бизнеса и даже другом королевской семьи. Элизабет Розенталь, американская писательница и журналистка, преданная поклонница таланта Элтона Джона, кропотливо и скрупулезно описала историю творческой карьеры и перипетий его судьбы, вложив в эту биографию всю свою любовь к Элтону как неординарному человеку и неподражаемому музыканту.


Обреченный Икар. Красный Октябрь в семейной перспективе

В этой книге известный философ Михаил Рыклин рассказывает историю своей семьи, для которой Октябрьская революция явилась переломным и во многом определяющим событием. Двоюродный дед автора Николай Чаплин был лидером советской молодежи в 1924–1928 годах, когда переворот в России воспринимался как первый шаг к мировой революции. После краха этих упований Николай с братьями и их товарищи (Лазарь Шацкин, Бесо Ломинадзе, Александр Косарев), как и миллионы соотечественников, стали жертвами Большого террора – сталинских репрессий 1937–1938 годов.


Алиби для великой певицы

Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.


Друг Толстого Мария Александровна Шмидт

Эту книгу посвящаю моему мужу, который так много помог мне в собирании материала для нее и в его обработке, и моим детям, которые столько раз с любовью переписывали ее. Книга эта много раз в минуты тоски, раздражения, уныния вливала в нас дух бодрости, любви, желания жить и работать, потому что она говорит о тех идеях, о тех людях, о тех местах, с которыми связано все лучшее в нас, все самое нам дорогое. Хочется выразить здесь и глубокую мою благодарность нашим друзьям - друзьям Льва Николаевича - за то, что они помогли мне в этой работе, предоставляя имевшиеся у них материалы, помогли своими воспоминаниями и указаниями.


На берегах утопий. Разговоры о театре

Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.


Давай притворимся, что этого не было

Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.