Женский клуб - [18]

– Садись сюда, – приказала миссис Леви. Она расчистила стол, отодвинув оливковое масло, коричневый сахар, яичную скорлупу и персиковые косточки. Вытерла сине-белым клетчатым полотенцем. Затем взяла белую фарфоровую тарелочку и положила на нее два клубничных печенья и халу только что из печи.

– Скажи, как тебе. Мои дети уже выросли и разъехались, мне приятно, что маленькая девочка снова отведает моей стряпни.

Аяла попробовала печенье. Облизав пальцы, откусила кусок халы.

– Это самая вкусная хала в жизни! – заявила она.

– Просто сокровище, а не ребенок! – Миссис Леви потрепала Аялу по голове. Она впервые слышала, как Аяла разговаривает, и сочла большой победой, что произошло это именно в ее доме. Неважно, что она думала про Бат-Шеву. Миссис Леви решила, что с некоторой помощью из Аялы вполне выйдет толк. И тогда, может даже, никто и не подумает, что у девочки не было приличной матери. И, по счастью, даже после всех забот у миссис Леви оставалось довольно свободного времени, чтобы заняться Аялой: как она любила повторять, слишком много дел не бывает.

– Расскажи мне, Аяла, а как проводит день твоя мама?

– Не знаю, – пожала плечами Аяла.

– Ну что-то ты видишь. Она убирается дома? Готовит тебе вкусную еду? Что вы ели вчера на ужин?

– Оладьи.

– Оладьи? – недоуменно повторила миссис Леви. Она отстала от жизни, или это все-таки еда для завтрака?

– Они были вкусные.

– Ну конечно, золотце, конечно, вкусные, – согласилась миссис Леви и тяжело вздохнула: без правильного питания задача усложнялась. – Ну а расскажи мне, чем она еще занимается?

– Рисует картинки.

– Вот как! И что же она рисует?

– Краски.

– Ну разумеется, она рисует красками, но на картинках что изображено? Люди или природа?

– Просто краски.

Насколько было известно миссис Леви, сами по себе краски не считаются искусством. Но эта серия вопросов явно вела в тупик, и она решила попробовать зайти с другой стороны.

– Твоей маме, наверное, одиноко. У нее бывают гости?

Она уже прямо-таки видела этих мужчин, приходящих проведать Бат-Шеву поздними ночами.

– Нет, уже не бывают, – ответила Аяла.

– Вот так так! – воскликнула миссис Леви. Она, конечно, подозревала нечто подобное, но никак не надеялась так легко получить подтверждение. Здесь явно стоит покопаться.

Аяла откусила еще печенья.

– Мой папа умер, – сообщила она.

– Бедняжка, – прошептала миссис Леви, обнимая девочку. – Конечно, тебе его так не хватает. Я его помню маленьким мальчиком. Вообще-то, сдается мне, он был очень на тебя похож. Такие же чудные глаза и мягкий голос. – Миссис Леви принялась убирать ваниль и пекарный порошок. – Вы из-за него сюда переехали?

– Да. Чтобы быть к нему ближе, – ответила Аяла, явно повторяя за матерью.

– А что сказали бабушка с дедушкой?

– Они сказали, что мы никого здесь не знаем.

– Да, понимаю, – согласилась миссис Леви. Так она и предполагала. А ведь она и сама была в похожей ситуации, подумалось вдруг миссис Леви. У нее трое взрослых детей, и все они живут не в Мемфисе. Она и помыслить не могла, что вот так все закончится, и глубоко внутри страшно стыдилась, что не удалось убедить их переехать обратно. Всякий раз, говоря с ними по телефону – с Рафаэлем в Балтиморе, Ребеккой в Хьюстоне и Анной Бет (которая теперь носила свое еврейское имя Хана-Бейла) в Монси, – она лелеяла надежду, что они сообщат о своих планах вернуться домой. У всех вроде как имелись веские причины, чтобы жить в других городах: Рафаэль был директором школы в Балтиморе, муж Ребекки учился в резидентуре в Хьюстоне, а Анна Бет (Хана-Бейла) считала, что для ее детей в Мемфисе нет приличных школ строгих правил. Эти причины миссис Леви всегда приводила в беседах с друзьями: нет, дело вовсе не в Мемфисе, тут соображения сугубо практического свойства. И все же порой миссис Леви охватывал страх, что в основе этих причин было недовольство Мемфисом, что ее собственным детям чего-то недоставало в общине, на которую она положила всю свою жизнь. Она старалась отбросить эту мысль. Недовольны Мемфисом? Исключено.

Все еще размышляя о детях и внуках, миссис Леви ощутила прилив сочувствия к Аяле.

– Я напекла слишком много хал на шабат, до следующей недели они зачерствеют. Давай-ка я заверну тебе парочку с собой, заберешь их домой.

Это самое малое, что она могла сделать. Миссис Леви не намерена была сидеть сложа руки, наблюдая, как ребенок ходит голодным. Она вспомнила речь раввина несколько недель назад: И там, где нет людей, постарайся быть человеком. Это же и к женщинам относится, разве нет? (Или нет? Надо ли спросить у раввина, прежде чем примерять это к себе? Она не хотела показаться самонадеянной или, боже упаси, феминисткой. Надо добавить это к списку вопросов для раввина.) Пока же она аккуратно, чтобы с корочки не осыпались кунжутные семечки, завернула каждую халу в фольгу. Потом положила в пакет и вручила Аяле, надеясь, что так та хоть немного распробует, каково это – вырасти в доме миссис Леви.

Примерно неделю спустя Хелен Шайовиц увидела Бат-Шеву в примерочной «Loehmann’s». Все утро она бегала по поручениям миссис Леви, и теперь наконец можно было порадовать и себя. Хелен любила ходить по магазинам, хотя перед мужем и друзьями делала вид, что это тяжкое бремя, которое она смиренно взялась нести. Среди всех этих вещей разных цветов и тканей проще всего было забыться, отключиться от тяготивших ее мыслей. Она раздумывала, не злоупотребляет ли в очередной раз миссис Леви их дружбой, прося забрать украшения на стол для благотворительного завтрака, вместо того чтобы сделать это самой. Размышляла о своей дочке в Нью-Йорке. Случится ли когда-нибудь помолвка с приятным молодым человеком, с которым они встречаются вот уже три месяца? Беспокоилась из-за периодически мучавшей ее боли в плече. Как знать, что за болезнь может там притаиться?