Женские праздники - [43]

Стоило ему отойти подальше, как с соседней делянки один за другим поднялись четверо. Они были в разной стадии разоблаченности, но нетрудно было узнать в них вчерашних знакомцев. С удивлением Женя открыла для себя, что среди них есть девушка.

– Какая приятная неожиданность, – расплылся от удовольствия тот, что оценивал в магазине альбом.

– Флип по вас сохнет, – доверительно сообщила ей барышня. – Покажи, Флип, как ты сохнешь.

Флип показал.

– Не помешали? – спросил долговязый, усаживаясь на край подстилки.

– Вон мой муж, – Женя показала.

– Очень приятно. Флип, – отрекомендовался в сторону моря парень, молодцевато щелкнув каблуками.

– А уж как ему приятно, – хмыкнул долговязый.

– Что вам надо?

– Что нам надо? – Флип переадресовал вопрос девице, та – обнимавшему ее парню, тот – долговязому, долговязый – снова Флипу. Последний развел руками:

– Видимо, вам лучше знать, что нам надо.

– Что здесь происходит? – Федоров, так и не дойдя до воды, вернулся обратно.

– Мы тут играем, – кокетливо сказала барышня.

– Присоединяйтесь, барон, присоединяйтесь, – процитировал Флип.

– Хорошо ли мы знаем анатомию человека! – возвестил долговязый в стиле телеведущего и первым начал: – Глаз …

–  Зуб,  – продолжила девушка.

–  Бедро,  – Флип вопросительно повернулся к Алексею.

Федоров настороженно молчал, решая в уме, насколько невинны эти шалости.

– Ну? На «о»? – подгонял его Флип.

– Сейчас! Сейчас он скажет, – засуетился долговязый, изображая ярого болельщика Федорова. – Ну… такой о-о-орган…

– Не подсказывать! – вмешался все это время молчавший парень. У него оказался легкий акцент.

– А не пойти ли вам, ребятки… – Федоров шагнул к долговязому.

– Понял! – тот резво отскочил метра на три.

– Нам расскажешь? – попросила его девушка.

– Он тебе и расскажет и покажет, – пообещал молчун.

Под хохот, под магнитофонные жалобы ситары компания отвалила.

– Ничего так, – веселилась барышня. – Такой о-о-орган!..

– А этот-то, этот… – долговязый изобразил Федорова.

Все так и покатились.

– Слышь, Жучок, – Флип толкнул в бок долговязого, – а не познакомить ли нам ее с Игоряхой?

– С Игоряхой?

– Есть идея!

Компания скрылась за дюнами.

Возле торгового центра, на развале, Федоров приглядел низку бус. Женя вмешалась:

– Это же грубо!

– Ей и нужен грубый необработанный янтарь.

– Грубый тоже бывает разный. – Она приложила к груди бусы. – Сам не видишь?

Федоров уже отсчитывал бумажки:

– Будь здоров, труженик моря!

– С тобой что-нибудь покупать! – она махнула рукой.

– Подожди, – он направился к междугороднему телефону-автомату.

– В редакцию? – догадалась она.

Он покивал, слушая гудки.

– Роман Григорьевич? – забасил он в трубку. – Федоров. Так… так… Офтальмологи? Понял… Сделаем, какой разговор… В понедельник, как договаривались. Как там мой очкарик?.. На обложке? Угу. Угу. Погода блеск… Передам со всеми онерами… И вас туда же.

– Слушай, – сказал он, вешая трубку, – офтальмологи – это по бабочкам, что ли?

– Ага, по молоденьким.

– Нет, правда?

– А что?

– Да симпозиум у них тут, шеф просил пощелкать.

– Леша, мы за целый год впервые, можно сказать…

– Жень, ну ладно. Каких-то три дня…

– Три дня?!

– Погоди, это ж не с утра до вечера. Покручусь, то, се. Ну чего ты?.. Ты куда, Жень?

– Не трогай меня!

– Жень, шеф просил тебе передать, чтобы ты не делала глупостей.

– Так и сказал? – довольно кисло улыбнулась она.

– Так и сказал. Уж если кому делать глупости, говорит, так тебе, Федоров. По крайней мере, бухгалтерия оплатит.

– Твои глупости оплатить – никаких денег не хватит.

В художественном салоне Женя заинтересовалась браслетом с овальным агатом. Браслет, тоже овальный, красиво охватывал запястье, подчеркивая смуглость кожи.

– Нержавейка? – спросил Федоров.

– Вы, молодой человек, на цену посмотрите, – заметила продавщица, годившаяся ему в дочери.

Женя со вздохом расстегнула браслет и положила на прилавок.

– Выпишите, – попросил Алексей.

– Ты с ума сошел! Мы ж останемся без копейки!

– Считай, что платит мой очкарик за то, что я сделал ему рекламу. – Он укоризненно взглянул на продавщицу. – Ну, что же вы, мамаша?

Женя заперла изнутри дверь их номера.

– Ты чего? – удивился он.

– Не выпущу! Он будет три дня развлекаться, а я тут…

– Женька, брось дурить.

– Пощелкать ему захотелось! – она оттеснила его вглубь комнаты. – Щелкунчик!

– Жень, у нас мало времени…

– У нас? – она округлила глаза. – У нас с тобой, Лешенька, вагон времени. Большой такой, мягкий-мягкий и пустой-препустой вагон на двоих…

– Эй!.. – Алексей тихонько подул ей в ухо. – Сонюшка!..

Он стоял, одетый, на коленях возле кровати, за окном начинало смеркаться, а она все спала.

– Встава-ай, – он потряс ее за плечо, – вставай, а то без нас все выпьют.

Она замотала головой, не открывая глаз.

– Тебе же хуже, сейчас я буду петь колыбельную!

Губы у Жени дрогнули в улыбке, а между тем Федоров приступил к исполнению страшной угрозы:

Чтобы твой сон

был, как речка, глубок,

спать ложись

на белужий бок.

Но не забудь,

совсем засыпая,

перевернуться

на спинку минтая.

Если куплет он спел еще сносно, в меру отпущенного слуха, то от припева задрожали стекла.

Спи, мой рыбенок!

Спите, рыбятки!

Завтра спросонок

съедим по лошадке!