Женские игры в Париже - [51]

Вдруг посреди этой легкости чувств - пробуждение. Цинтия обнаружила, что голова её свесилась с кровати, одеяло сползло на пол, и она лежит вся голая. Тихий смех охватил её сладким, чудным ощущением, когда она увидела свое собственное обнаженное тело. Сердце забилось, поплыло над землей. Полусонная, она ещё слышала звук тяжелых капель росы, падающих на шары одуванчиков, на подушки клевера, на её сердце и на ресницы. Блаженство телесное и блаженство ещё не отлетевшего сна, казалось, налегло ей на грудь и на все её тело. Блаженство приникло к её горячим губам, к глазам, к обнаженной груди.

И вдруг пришла, словно откуда-то изнутри дома, тихими шагами, страшная в своей силе, новая волна сна. Цинтия, закрыв глаза, увидела продолжение сна, на этот раз плохого. Как будто её влекла неведомая, властная сила, Цинтия, затаив дыхание, быстрыми шагами и с бьющимся сердцем пошла в черную глубь вишневого сада. Движения её ускорились, и она полетела над садом, над травой, внизу свет померк, солнце не проглядывалось, наступила темнота. Она почувствовала, что находится в совершенно темной комнате. На ощупь она определила, где стены, но двери, несмотря на все усилия, найти не смогла. Она теряет ориентировку и чувство реальности. Отчаянно пыталась избавиться от такого состояния и начала судорожно метаться, натыкаясь на стены, не находя выхода. Яростный гнев, охвативший её, стал разрушать границы разума и был готов хлынуть в область безумия. Цинтия стала метаться по постели...

В это время я разбудил Цинтию и обнаружил, что она оцепенела, похолодела и ослабла. Глаза её показались мне дикими и злыми. Пришлось сначала её растормошить, потом приласкать, чтобы окончательно успокоить.

- Что случилось?

- Не знаю, мне приснился страшный сон! Даже не могу тебе его сразу рассказать, - ответила Цинтия, приникнув ко мне на грудь.

Сон она мне рассказала, вспоминая его по частям, но с тех пор она на яву стала попадать в "черную комнату" из своего сна и в это время отключалась от реальности. Единственное, что её успокаивало и отвлекало от "черной комнаты" - бешеная скачка на лошади по полям и перелескам, не разбирая дороги. После такой скачки она на несколько дней успокаивалась и делалась прежней. По периоды "черной комнаты" становились все чаще и чаще.

Цинтия стала подозревать меня во всем. Особенно донимали меня дикие сцены ревности, которые начинались на ровном месте и оканчивались ничем. Она выдыхалась, успокаивалась и, казалось, забывала, что происходило некоторое время назад между нами.

Наши отношения осложнились. Во время скандалов я видел её искаженное лицо, её гримасы гнева и ненависти, обращенные на меня. Со временем её облик в моем восприятии изменился до неузнаваемости. Вместо привлекательного, он стал отталкивающим, вместо красивого, он стал отвратительным - от скандалов, криков, искаженного лица, резких жестов. Я бы назвал такой облик "мордой обезьяны". Даже, если бы болезнь и прошла, и мы помирились, я бы не смог уже быть с ней, иметь с ней близость. Меня бы тошнило от этого.

Мне стало понятно, почему люди, которые разошлись в браке, а затем снова сошлись, уже не могут жить вместе. Когда они расходились, делили имущество, детей, они скандалили, ругались, ненавидели друг друга. В этих случаях особенно усердствуют женщины. Таким образом они создают свой образ "морды обезьяны". В глазах мужчины он забывает все хорошее, что есть у женщины. И поэтому, вернуться к ней он не может, не может и снова быть с ней близким в постели.

Во время одной из своих бешеных скачек на лошади к Цинтии пришло видение "черной комнаты", и она перестала понимать, куда мчится, а её руки судорожно дергали за поводья. Лошадь, сбитая противоречивыми командами наездницы, зацепилась ногой за сук. Лошадь увернулась от дерева, но наездница упала на землю, сломала себе шейный позвонок.

Цинтия была жива некоторое время. Лежа на тахте, пыталась приподнялась из последних сил на локтях, чтобы увидеть мое лицо. Она почувствовала мои две руки, которые я подсунул ей под затылок и поднял её бессильную голову. Она знала, что сама лежит навзничь, а я стою на коленях и держу её голову в своих неподвижных руках. Впилась в мое лицо своими большими глазами. Глаза наши встретились. Улыбка раздвинула её губы. Говорить она не могла: в это время изо рта полилась кровь. Она вся вспыхнула своей прежней счастливой улыбкой и с этой улыбкой умерла, ища в наступающем на неё мраке смерти мой взгляд.

Через девять месяцев после кончины Цинтии ко мне обратился лечивший её врач, - Джером Баррет. Он предложил мне провести необычный эксперимент. По его словам, у Цинтии во время её болезни появилось ясновидение и, по его мнению, она могла быть медиумом на спиритическом сеансе. Д-р Баррет мне сказал:

- Если существует жизнь после смерти, то никто лучше, чем Цинтия не сможет провести научный эксперимент, другими словами, вернуться из потустороннего мира и войти в контакт с нами. При жизни в беседе со мной она согласилась предпринять такую попытку, если она умрет преждевременно, и рассказать о потустороннем мире.