Женские игры в Париже - [50]

Когда мы сидим за столом и пьем чай с шоколадными конфетами и пирожными, он просит меня быть обнаженной до пояса. За столом он берет мою грудь в руки, ласкает её, закрывая при этом глаза, и целует в шею, за ушко, делает это он нежно-нежно и после этого мы снова "летим" в постель... Возможно, мне уже давно хотелось мужчину..."

Девушка очень переживала, что отдалась за деньги, но в конце концов успокоилась и рассказала лорду о своих переживаниях (так сделать ей посоветовала бабушка). Она поведала, что её угнетают такие отношения, а ей хотелось бы, чтобы это была любовь, а не деньги, как основа их отношений. Лорд призадумался и все остальные четыре дня их встреч слова Цинтии не выходили у него из головы.

Через несколько дней, когда бабушка запретила Цинтии встречаться с лордом, чтобы ей "не залететь" и не родить ребенка, лорд сделал официальное предложение руки и сердца.

В браке они прожили более десяти лет. Детей у них не было.

После нескольких месяцев семейной жизни Цинтия встретилась с Энти и сказала ей:

- Я покупаю тебе машину, как и обещала!

- Нет, Цинтия, машина мне не нужна!

- Тогда ослика, ты же в своей воображаемой жизни много ездила на ослике!

- В Англии на осликах не ездят!

- Тогда, что?

Энти немного подумала и ответила:

- Дай мне лучше немного денег. Мне нужно больше есть фруктов и овощей, ведь я хочу дожить до 93 лет, может быть ещё съезжу как туристка в какую-либо европейскую страну.

Энти получила через банк деньги за обещанную ей машину, а Цинтия после смерти своего лорда вышла замуж за Сержа. У них родился первенец - мальчик. После его рождения Цинтия стала заговариваться, как и её мать. Шизофрения было её семейным наследием.

СМЕРТЬ И ЗАГРОБНАЯ ЖИЗНЬ ЦИНТИИ

Рассказывает Серж

Цинтии стало плохо, когда ребенку исполнился год. Она хотела второго, но я притормозил, сославшись на то, что лучше будет детям расти, если между ними разрыв в летах составит хотя бы три года. Цинтия нехотя согласилась. К тому, чтобы возражать против второго ребенка у меня появились веские основания. Не дай Бог, если вторым ребенком будет девочка. Она унаследует от матери шизофрению.

А болезнь, хотя и незаметно, но подобралась к Цинтии, и вцепилась в неё основательно. Она стала раздражительной, неспособной сосредоточить внимание на своих делах. У неё появилась бессонница, ночные страхи, чувство внутренней напряженности. Шизофрения, - сказал мне врач, - это сны наяву.

А сны ей снились, дай Бог какие!

Один из них.

Сон будто выступил и накатил на Цинтию из какого-то темного отверстия. Вокруг неё образовался невообразимый вихрь. Все в движении, отовсюду крики. Перед ней шел пир черных людей, и тут же рядом суетились какие-то вооруженные люди. Откуда-то из толпы появился кто-то очень знакомый, но она никак не могла его узнать, только чувствовала, что это близкий ей человек.

Он бежал к ней в тревоге, проталкиваясь сквозь толпу чужих, враждебных ей людей. На устах у него была какая-то весть, важное сообщение. Она ждала, чтобы он поскорей приблизился к ней, - и не могла дождаться, хотела побежать к нему - и не могла. Упала возле каких-то дверей, в которых он стоял, и заслонила его собой.

А кругом дым, но без пламени, что-то падает с крыши и глухо ударяется об землю... Она рванулась всем телом вперед.

Но вдруг все скрылось и пропало. Она стоит на краю обрыва, а внизу огромный пруд прорвал в плотине отверстие размером с каменный дом и убежал вниз по оврагу. От плотины осталась только груда развалин. Казалось в этих развалинах воплотилась сама сила уничтожения и глядит на нее, ощерясь. Вода шумным и угрюмым потоком несется вниз по оврагу. Цинтия видит глубокую яму, куда спешит вся вода. Внизу вода и вода. Не сводя глаз с её коварной, прячущейся, непроглядной глубины, она начинает падать вниз. Ей становится душно, тяжело на душе.

Зрение померкло... Вдруг не то мать, не то ещё кто-то словно поднял её и вынес из темноты. Ах, наконец-то! Вот она бежит ночью по темному полю, темному полю... По пашням, по пустынным заброшенным, безлюдным нивам. Страх гонится за ней по пятам, ветер свистит, но она его не слышит, ей только кажется, что он свистит. Под ногами какая-то полевая дорога с давно засохшими в мокрой глине колеями... Она бежит дальше, хочет закричать: "Люди! Люди!" Страх сдавил горло...

Вдруг видит: прямо перед ней сад - просто рай! Вдалеке занимается голубой рассвет. Вишневые деревья облиты белой кипенью, прутья черешни белеют высоко в синеве. Ах, эти деревья! Какое наслаждение видеть их во сне!

Рассвет вступал в невиданный сад. Трава в нем по пояс. Сплошной ковер высокого клевера. Там и сям торчат вбитые в гибкую траву, в мягкие, как дым туман, островки спорыньи, златолистые шляпки гвоздей подорожника. Цинтия протягивает руки и ладонями касается цветов. Мокрые от утренней росы они холодят кожу ладоней.

На Цинтию смотрят белые, круглые, милые глазки из черных и влажных трав. Невыразимый аромат и молчание. Дыхание укромного приюта родит в сердце чувство счастья и могучее ощущение жизни. На каждом цветочном лепестке висит большая капля росы, крупная, тяжелая. Красный солнечный свет упал на эти огромные капли, словно блеск большого меча; солнце срубает отдельно каждую каплю то тут, то там. Они тяжело падают на землю... Падают росинки в мокрую траву. То в медовый клевер, то на хрупкий шар одуванчика. А те, что остались, Цинтия осматривает каждую порознь. На каждой останавливает свой взгляд, заглядывает во внутренний мир каждой.