Женская война. Сильвандир - [48]

Блестящая кавалькада была встречена единодушными кликами. Все показывали друг другу, поднимаясь на стременах, принцессу и герцога Энгиенского, которых большинство дворян не знали в лицо, потому что никогда не бывали при дворе и жили вдали от всего этого царственного великолепия. Мальчик приветствовал публику с очаровательной улыбкой, а принцесса — с кротким величием. Это были жена и сын того военачальника, кого даже враги называли первым полководцем Европы. Теперь же этот воитель подвергся преследованиям, был посажен в тюрьму теми, кого он спас от врага при Лансе и защитил против мятежников в Сен-Жермене. Всего этого было более чем достаточно, чтобы вызвать энтузиазм, сразу же достигший высшей степени.

Принцесса упивалась всеми этими свидетельствами своей популярности. Потом, после того как Ленэ потихоньку шепнул ей несколько слов на ухо, она подала сигнал к отправлению. Вскоре охотники въехали в парк, все ворота которого охранялись солдатами полка принца Конде. Решетки вслед за охотниками были заперты, но и эта предосторожность казалась недостаточной. Все как будто еще боялись, чтобы к празднику не пристроился какой-нибудь тайный враг. Поэтому солдаты остались на часах у решетки, а около каждой двери был поставлен швейцар с алебардой, которому было приказано отворять только тем, кто ответит на три вопроса, служившие паролем.

Спустя минуту после того, как заперли решетку, звук рогов и свирепый лай собак дали знать, что травля началась.

Между тем с наружной стороны парка, против стены, построенной коннетаблем Анн де Монморанси, шесть всадников, услышав звуки рогов и лай собак, остановились, поглаживая лошадей, и начали совещаться.

Глядя на их платья, совершенно новые, на богатую сбрую их лошадей, на плащи из блестящей ткани, которые спускались с их плеч на конские крупы, и богатое оружие, которое они ловко показывали, нельзя было не удивиться, что такие красивые и нарядные кавалеры составляют изолированную группу, в то время как все окрестное дворянство собралось в замке Шантийи.

Впрочем, блеск этих всадников бледнел перед роскошью, с которой был одет их начальник, или тот, кто казался их начальником: шляпа с плюмажем, позолоченная перевязь, сапоги из тонкой кожи и с золотыми шпорами, длинная шпага с резным эфесом и великолепный голубой испанский плащ составляли его наряд.

— Черт возьми, — сказал он после нескольких минут глубокого раздумья, во время которого прочие всадники смотрели на него с некоторым замешательством. — Как же попасть в парк? Войти в ворота или перелезть через решетку? Впрочем, подъедем к первым воротам или к первой калитке, и мы, верно, войдем. Таких прекрасно обмундированных молодцов, как мы, не оставят за воротами, если туда впускают людей, одетых так, как те, которых мы встречаем с самого утра.

— Повторяю вам, Ковиньяк, — отвечал тот всадник, к которому начальник обратился с речью, — повторяю, что эти плохо одетые люди, теперь разгуливающие в парке, несмотря на то, что их костюмы похожи черт знает на что, имели перед нами важное преимущество: они знали пароль. Мы же не знаем пароля и не попадем в парк.

— Ты так думаешь, Фергюзон? — спросил с уважением к мнению товарища первый всадник, в котором читатель узнал уже давнишнего нашего приятеля, являвшегося на первых страницах этой истории.

— Думаю! Нет, не только думаю, а даже совершенно уверен! Неужели вы полагаете, что эти люди охотятся просто для развлечения? Как бы не так! Они, верно, замышляют что-нибудь.

— Фергюзон прав, — сказал третий. — Они, по-видимому, замышляют заговор и не впустят нас.

— Однако ж не худо позабавиться травлей оленя, если он встретился на твоем пути.

— Особенно когда охота на людей надоела, не так ли, Барраба? — сказал Ковиньяк. — Ну хорошо. Ты увидишь, что сегодняшняя охота от нас не уйдет. У нас есть все, чтобы достойно участвовать в этом празднике; мы блестим, как новенькие экю. Если герцогу Энгиенскому нужны солдаты, где найдет он людей отчаяннее нас? Если он нуждается в заговорщиках, то где отыщет более элегантных? Самый скромный из нас похож на капитана.

— А вас, Ковиньяк, — подал голос Барраба, — в случае необходимости можно выдать за герцога и пэра.

Ферпозон молчал и думал.

— По несчастью, — продолжал Ковиньяк с улыбкой, — Ферпозону не хочется охотиться сегодня.

— Ну вот, — сказал Ферпозон, — с чего вы это взяли! Охота — дворянское развлечение, к которому я очень склонен. Поэтому я нисколько не пренебрегаю ею и не отговариваю других от нее. Я только говорю, что парк, в котором охотятся, защищен решетками, а ворота для нас заперты.

— Слышите! — вскричал Ковиньяк. — Слышите! Трубы дают знать, что зверь показался.

— Но, — продолжал Ферпозон, — это не значит, что мы не будем охотиться сегодня.

— А как же мы будем охотиться, ослиная ты голова, если не можем войти в парк?

— Я не говорил, что мы не можем войти, — хладнокровно возразил Ферпозон.

— Да как же мы войдем, если решетки и ворота открыты для других, но ты сам говоришь, что они заперты для нас?

— Да почему бы, например, нам не пробить брешь в этой стенке, такую орешь, чтобы мы и лошади наши могли проникнуть в парк? За стеной мы не найдем никого и никто не остановит нас.