Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…» - [28]
В дневниковых записях друзей Высоцкого то и дело проскальзывали свидетельства того, что Володя озабочен трудоустройством Люси. Например, 23 января 1967 года Валерий Золотухин записывает: «ВТО. Я и Венька отпросились у жен. Банкет устроен Высоцким. Говорили: о сказке, об устройстве на работу Люси, о каком-то сценарии для нее — может быть, самим его придумать. Новое дело у меня в жизни — долг перед Люсей, надо что-то сделать для нее»[131].
Думаю, подспудно в душе Людмилы Владимировны зрела скрытая обида на мужа за то, что он как бы испортил ей, в конце концов, ее судьбу как актрисы. (Я уж не говорю, как женщины.)
Такой блестящий старт — будучи еще студенткой ВГИКа, заполучить главную роль в «713-м…», потом преподавать и выступать с пантомимой в модном театре… И вдруг — одна беременность, следом другая, неустроенный быт, безвестность, вечное безденежье и косые взгляды родни: дескать, говорили мы тебе… Наконец, просто неопределенный статус гражданской жены аж до 25 июля 1965 года. А ведь еще 4 марта 1962 года Высоцкий письменно клялся Люсе: «Я — Высоцкий Владимир Семенович, по паспорту и в душе русский, женат, разведусь…»[132]
Период 1965–1967 годов у Владимира был абсолютно «сухим». Он избегал даже пива и кваса. Люся ему помогала — даже надкусывала шоколадные конфеты, дабы убедиться, что там нет начинки с ликером или ромом…
Это сейчас она находит объяснение безудержным запоям Высоцкого: он пил, «чтобы ликвидировать «духовный спазм». Я внутренне чувствовала его «уходы в пике». Дня через два-три он возвращался. В силу внутреннего чутья я открывала дверь, встречая его на пороге… Непредсказуем он был для тех, кто его не знал, а иногда он сам удивлялся своим поступкам…»[133]
У Людмилы Владимировны был сильный, возможно, даже не совсем дамский характер. Ну а у мужа-то и вовсе. Словом, нашла коса на камень, да и только. Ныне она считает: «Несбывшееся — это школа»[134]. И одновременно признает, что поняла это, когда стали подрастать дети…
Что касается семейного быта, то многое объясняет запись в золотухинском дневнике от 26 июля 1967 года: «Ночевал Высоцкий. Жаловался на судьбу:
— Куда деньги идут? Почему я должен вкалывать на дядю? Детей не вижу. Они меня не любят. Полчаса в неделю я на них смотрю, одного в угол поставлю, другому по затылку двину… Орут… Совершенно неправильное воспитание…»[135]
И еще одна цитата от Валерия Золотухина: «24 февраля 1968 года. Отделился от жены. Перехожу на хозрасчет… Я сам буду себе и жена, и мать, и кум, и сват… Высоцкий смеется:
— Чему ты расстраиваешься? У меня все пять лет так: ни обеда, ни чистого белья, ни стираных носков. Господи, плюнь на все и скажи мне. Я поведу тебя в русскую кухню: блины, пельмени и пр. — И… повез в ресторан «Центральный»[136].
Бытовые проблемы, естественно, были дополнительным раздражающим фактором в отношениях Владимира с женой. Но существовали и другие. Инна Кочарян отчетливо помнит, как в канун рождения второго сына Высоцкого Никиты будущий отец кротко сидел у них дома и сокрушался: «Денег нет, жить негде, а она решила рожать…»[137]
Его бесил странный уклад жизни семьи Абрамовых, так и не ставшей ему родной, особенно досаждала мать Люси — женщина, которая «всю жизнь спала в лыжном костюме», не признавая простыней. Были у нее и прочие странности. Хотя, казалось бы, женщина она была высокообразованная: до войны окончила мехмат МГУ, потом Военный институт иностранных языков, преподавала английский на физтехе в Долгопрудном.
Была небольшого росточка, но крепко сколоченная. Остроглазая А.Д. Тубеншляк, подбиравшая актеров в «713-й просит посадку», вообще решила, что «она занимается штангой, гирями или чем-то в этом роде». Ну, насчет штанги Анна Давыдовна, конечно, погорячилась. Но Люсина мама действительно была заядлой спортсменкой, завоевывала даже золотые медали на чемпионате СССР по стрельбе. И когда ей перевалило за семьдесят, запросто победила на институтском первенстве в родном МФТИ.
Высоцкому, гуляке и «вечному страннику», замотанному бесконечными киноэкспедициями и гастрольными поездками в поисках лишнего рубля, естественно, хотелось налаженного быта, уюта, горячей пищи, жены, встречающей у порога («чтобы пала на грудь…»), то есть всего того, чтобы резко контрастировало с вынужденно кочевым (в силу профессиональных причин) образом жизни. После «одесско-белорусского» цикла фильмов Высоцкий более-менее нормально зарабатывал. Причем не столько как актер, сколько как автор песен. Случались и «левые» концертные выступления. Словом, пожалуй, уже не очень бедствовали. Но молодого главу семейства возмущало, что «полотенца лишнего в доме нет, дети «засранные»… А «она» — одну сберкнижку профукала, вторую, деньги на кооператив тоже…
«Боялась ли я, что Володя ходил к женщинам? Нет, абсолютно, — уверенно говорит Людмила Владимировна. — У меня и тени этой мысли не было. Боялась ли я, что он может уйти навсегда? Я этого начинала бояться, когда он возвращался. Вот тогда я боялась, что он сейчас скажет — «все»… А потом, когда пришел конец всему, я сразу поняла, что надо уйти. Просто надо было с силами собраться и сориентироваться… Кроме всего прочего — еще и куда уходить? Как сказать родителям? Как сказать знакомым? Это же был ужас… Я не просто должна была им сказать, что буду жить одна, без мужа. Его же уже все любили, он уже был Высоцким…»
