Женщины у колодца - [40]

Шрифт
Интервал

. Почему вы спрашиваете?

— А когда же он вернётся?

— Этого я не знаю. Он ещё пробудет в отсутствии некоторое время.

— Прошло ведь уже девять месяцев, с тех пор, как он был здесь в последний раз, — сказал доктор.

— Да, это верно, — отвечал консул, подумав немного.

Доктор зевнул самым бесцеремонным образом, потом встал и, подойдя к окну, стал смотреть на улицу. Он очень странно вёл себя перед консулом, прямо поворачиваясь к нему спиной.

— Могу я вам служить чем-нибудь сегодня? — спросил консул, обращаясь к обоим посетителям.

Аптекарь поблагодарил и заметил доктору:

— Пойдёмте, господин доктор. Не будем мешать господину консулу!

— Я смотрю на детей, внизу, на улице, — сказал доктор, даже не оборачиваясь. — Там маленькая девочка с карими глазами. Она наверное из семьи Оливера... Не находите ли вы, что постепенно в городе оказалось много детей с карими глазами? — вдруг обратился он к аптекарю.

— Да? Нет, я не заметил этого, — ответил аптекарь уклончиво.

— А вчера явился на свет ещё новый ребёнок с карими глазами, — добавил доктор.

— Новый ребёнок? У кого же? — возразил с некоторым смущением аптекарь.

— Да... У Генриксена, на верфи, то есть у госпожи Генриксен. Это у неё уже второй темноглазый ребёнок!

Желая побудить доктора высказаться, аптекарь сказал торопливо:

— Что вы говорите? Ведь это напоминает историю Иакова! Белые и чёрные прутья...

Доктор застегнул своё пальто и с равнодушным видом приготовился уйти.

— Что тут можно сказать, спрашиваете вы? — отвечал он. — Ну, можно и молчать об этом. Тут нет никакого чуда, ни в том, ни в другом доме. Это вполне естественно. У этих голубоглазых супругов родятся дети с карими глазами от отца с такими же тёмными глазами.

— Что вы такое говорите?

— А почему мне не говорить этого? Тут нет никакой случайности атавизма. Я несколько исследовал это дело. В семье нет карих глаз, по крайней мере нет их у таких родственников, которые могли бы оказывать влияние на потомство.

— Это странная история, извините меня.

Консул принимал участие в этом разговоре, улыбаясь временами или небрежно произнося «гм!». Но он видимо ждал, чтобы его посетители удалились.

— Прошу извинения, господин консул! — откланялся наконец доктор. В дверях он однако снова обратился к нему:

— Подумайте о том, что я сказал вам относительно вашей дочери, господин консул. Надо постараться укрепить её здоровье. Я чувствую особенное расположение к этому молодому существу.

Консул остался один в своей конторе. Он попытался заняться выкладками, но опять отложил в сторону бумаги и задумался. Чего хотели от него эти господа? Может быть, они вовсе не случайно встретились тут? Вероятно, они заранее сговорились, чтобы сделать ему неприятность. Не даром же доктор тотчас же крикнул: «Войдите!», как только аптекарь постучал в дверь. Наверное он боялся, что его достойный сообщник уйдёт!

Консул был неспокоен. Он не мог уже, как прежде, относиться легко ко всему. Разные неприятные мысли возникали у него и мешали ему работать. И теперь он не мог заняться делами как следует. Доклады подождут. Впрочем, их может написать и его делопроизводитель Бернтсен...

Консул встал и подошёл к зеркалу. Он надел свою шляпу и постарался придать своему лицу прежнее беспечное выражение. Захватив письма, лежавшие на столе, он вышел из конторы и отправился на почту.

XIII

Только такое угнетённое душевное состояние, в котором находился консул, могло заставить его уйти из конторы в рабочее время. Конечно, отправка писем была только предлогом. Ведь это обыкновенно поручалось мальчишке рассыльному. И то, что он остановился на почте и стал внимательно изучать карты пароходных линий, висящие на стене, тоже было только предлогом дать время служащим сообщить во внутреннее отделение почтовой конторы, что консул стоит там, где принимаются письма.

Удивлённый почтмейстер тотчас же вышел и спросил консула, не может ли он чем-нибудь служить ему? Консул поблагодарил его и сказал, что ему нужно только получить сведения относительно одного заказного письма, в которое был вложен чек. До сих пор он не получил на него никакого ответа.

Почтмейстер пригласил его к себе в кабинет, и тотчас же дело это было расследовано. Консул получил все нужные сведения, но он всё-таки не ушёл, а продолжал разговаривать с почтмейстером. То, что говорил почтмейстер, было так не похоже на обычные разговоры, которые слышал консул вокруг себя. Не для того ли он и пришёл сюда? Почтмейстера все находили необыкновенно скучным человеком, и доктор даже бегал от него, заявляя, что Господь не наградил его терпением, чтобы слушать эту болтовню. Но консул сидел теперь на стуле и слушал терпеливо. Почтмейстер, должно быть, пережил что-то приятное в этот день. Что это было никто не знал, но во всяком случае он был в очень хорошем настроении. Впрочем, он был очень нетребовательный человек, и нужно было очень немного, чтобы обрадовать его. Его сын выдержал экзамен на штурмана и тотчас же получил место. Этого было достаточно, чтобы отец был вне себя от

радости. Конечно, он сообщил об этом консулу и рассыпался в похвалах своим сыновьям.

— Шельдруп всё ещё в Гавре? — спросил он консула.


Еще от автора Кнут Гамсун
Пан

Один из лучших лирических романов выдающегося норвежского писателя Кнута Гамсуна о величии и красоте природы и трагедии неразделенной любви.


Голод

«Голод» – роман о молодом человеке из провинции, который мечтает стать писателем. Уверенный в собственной гениальности, он предпочитает страдать от нищеты, чем отказаться от амбиций. Больной душой и телом он превращает свою внутреннюю жизнь в сплошную галлюцинацию. Голод обостряет «внутреннее зрение» героя, обнажает тайные движения его души. Оставляя герояв состоянии длительного аффекта, автор разрушает его обыденное сознание и словно через увеличительное стекло рассматривает неисчислимый поток мыслей и чувств в отдаленных глубинах подсознания.


Август

«Август» - вторая книга трилогии великого норвежского писателя, лауреата Нобелевской премии К.Гамсуна. Главный персонаж романа Август - мечтатель и авантюрист, столь щедро одаренный природой, что предосудительность его поступков нередко отходит на второй план. Он становится своего рода народным героем, подобно Пер Гюнту Г.Ибсена.


Виктория

История о сильной неслучившейся любви, где переплелись честь и гордыня, болезнь и смерть. И где любовь осталась единственной, мучительной, но неповторимой ценностью…


Голод. Пан. Виктория

Три самых известных произведения Кнута Гамсуна, в которых наиболее полно отразились основные темы его творчества.«Голод» – во многом автобиографичный роман, принесший автору мировую славу. Страшная в своей простоте история молодого непризнанного писателя, день за днем балансирующего на грани голодной смерти. Реальность и причудливые, болезненные фантазии переплетаются в его сознании, мучительно переживающем несоответствие между идеальным и материальным миром…«Пан» – повесть, в которой раскрыта тема свободы человека.


Странник играет под сурдинку

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.


Папа-Будда

Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.


Мир сновидений

В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.


Фунес, чудо памяти

Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…


Убийца роз

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 11. Благонамеренные речи

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.