Женщины у колодца - [100]

Но никакие оправдания не помогали и в своих столкновениях с сыном, консул всё более и более терял почву под ногами. Он дал понять, что хотел бы продать своё дело. Он обеспечил будущность Фии и продал виллу. Он и его жена проживут как-нибудь. Он может получить какие-нибудь агентуры, страховое агентство...

На губах Шельдрупа появилась широкая улыбка и отец заметил это. Он почувствовал себя обиженным. Его собственное достоинство страдало и он повторил, что продаст своё дело, чтобы всё уплатить и остаться честным человеком. Шельдруп возразил:

— Мы не будем платить.

— Напротив, — настаивал отец и в своём самопожертвовании пошёл ещё дальше: — Я откажусь от консульства, это решено.

— Ничего подобного, — решительно заявил Шельдруп.

Он просмотрел конторские книги и нашёл, что они велись несколько поверхностным образом и это, конечно, ошибка. Числа не есть нечто случайное. Числа — серьёзная и определённая вещь. «Не шути с числами!»

— Но положение вовсе не так уже плохо, отец, — прибавил Шельдруп. — Что будет хорошего, если мы потеряем голову! Посылай ко мне всех господ, приезжающих из Христиании, Гамбурга, Гётеборга и Гавра!

— Что ты говоришь?

— Ну, да. Но только с условием, что ты, отец, будешь теперь отдыхать...

Наконец-то сыновние чувства заговорили у Шельдрупа! Отец его нуждался в покое, он понимал это. И отец ничего не имел против этого. Ему, действительно, много пришлось перенести. Волосы у него поредели, глаза лишились блеска и он не имел ни покоя, ни радости.

— Но я же не могу всё время ничего не делать, — сказал он.

— Я хочу взять на себя руководство делами. Ты должен отдохнуть! — заявил Шельдруп.

С первого же шага Шельдруп повёл дело решительным образом. Он уволил Оливера Андерсена из склада, отменил выдачу ежегодной субсидии и одежды сыну Оливера, филологу Франку. Отказал от места старому заслуженному дровосеку, который служил из чести и за премию в виде серебряных ложек, ещё у родителей госпожи Ионсен, и уничтожил соглашение, заключённое его отцом с Генриксеном на верфи.

Снова у домов стояли люди группами и обменивались мнениями по поводу нового положения вещей. Никаких сомнений уже не могло существовать: консул был низвергнут и Шельдруп взял в свои руки управление делами. Как хорошие, так и дурные последствия этого уже успели дать себя почувствовать кругом, и обо всём этом велись жаркие споры и беседы у колодца. О, как усердствовали болтуньи! Смотрите, госпожа Ионсен теперь надела совсем маленькую шляпку! Прежде она всегда носила огромную шляпу с белыми краями, которая так колыхалась при малейшем её движении, точно она была на шарнирах, А теперь у неё шляпа, похожая на ту, которую носит маленькая жена консула Давидсена и которая стоит дёшево. Вероятно, и в это вмешался Шельдруп — он ведь вмешивается во всё! Таинственные отношения с верфью он тоже привёл в порядок.

Видите ли, между консулом и покойной женой Генриксена состоялось небольшое соглашение давно, тогда ещё, когда она была молодая и весёлая бабёнка. Ей было тогда не более тридцати лет. Да, да, тогда это было! А теперь верфь бездействовала. Там была тишина. Каспар и все остальные рабочие были без работы и больше им нечего было делать, как только оберегать своих жён друг от друга.

Шельдруп поступал решительно. Когда приехали кредиторы, то их отвели к нему в контору, где он сидел один. Он быстро поладил с ними и любезно проводил их к дверям. Что же он сделал? Он подписал им векселя. Но где мог он взять миллион, чтобы возместить потерю парохода? Должно быть он, действительно, имеет там, в большом свете, огромные связи!

Так болтали языки у колодца, а Шельдруп продолжал свою энергичную деятельность во всех направлениях. Но оказалось, что у него не одни только дела на уме. В самом деле, его сердце также не молчало. Однажды он отправился к Ольсенам, чтобы сделать им свой визит по приезде, и... ушёл оттуда, как жених! Это случилось само собой. Ни он, ни его невеста не раздумывали, а сразу порешили дело. В сущности это было лишь завершение любви, существовавшей между ними с детских лет. Оба достигли того, чего хотели, и стремились соединиться. Случилось это как раз в то время, когда адвокат был по горло занят своими избирательными собраниями и ему некогда было заниматься другим полем битвы и помешать сближению; поэтому он хотя и был избран в одной области, в другой потерпел поражение, и был отвергнут. Ещё ни разу в своей жизни адвокат Фредериксен так не ошибался в своих расчётах. Он бы легче перенёс свою политическую неудачу на выборах: ведь это он мог бы возместить в следующий раз! Но потеря невесты, которую он имел в виду, означала потерю на всю жизнь. Тут уж ничто не могло помочь!

Он был молчалив почти целую неделю, но его жизнеспособность была достаточно велика, и мало-помалу он вернулся к своим честолюбивым мечтам. Он ведь уже достиг многого. Он избран представителем города, депутатом стортинга, председателем бесконечной комиссии, и через некоторое время может быть будет министром юстиции! Какая удивительная карьера! Кто бы мог предполагать это несколько лет тому назад, когда он ходил в поношенном платье и был безработный. Он не только не мог покупать себе сигар, но даже брился в кредит у парикмахера Гольте, говоря: «Я забыл захватить с собой мелкие деньги. Запишите на мой счёт... до следующего раза!».