Женщины Девятой улицы. Том 3 - [45]
Должно быть, Боба действительно обнадеживало и радовало, что вкусы его новой жены так точно совпадают с его собственными в отношении круга общения. «Искусство определенно было его миром, из него же были родом большинство его друзей, – объясняла Лиз, дочь Боба. – Он ненавидел профессионалов и профессии – всех этих финансистов, юристов и так далее; ему был отвратителен весь этот мир – все те, кого больше заботили деньги, нежели искусство или что-либо другое»[600].
Хелен же на собственном опыте знала, насколько важно для художника иметь возможность обсудить если не свое творчество, то хотя бы идеи[601]. Боб обычно писал по ночам – с 23 до 2–3 часов, а творческая почва нуждается в удобрении. Забота и внимание Хелен сработали – уже к весне Боб намного меньше пил и больше писал[602].
В начале июня чета Мазервеллов поднялась на борт круизного судна и на три месяца отправилась в Европу. Это был их медовый месяц[603]. Когда-то юный Боб стал художником, поскольку для него были неприемлемы силы, развязавшие гражданскую войну и лишившие Испанию права быть республикой. Теперь же ему очень не хотелось ехать в Испанию генерала Франко[604]. Но Хелен убедила мужа: он непременно должен увидеть чудесное искусство этой страны, посетить Прадо, коллекцию которого она знала практически наизусть, побывать в удивительной пещере Альтамира[605].
Они прибыли в порт Аликанте 12 июня и через Андалусию и Ла-Манчу направились в Мадрид[606]. Поездку Хелен и Боб спланировали так, чтобы попасть в столицу ко дню открытия экспозиции «Современная американская живопись», организованной Музеем современного искусства. У Боба там выставлялось целых шесть картин[607].
После показа в мае в Швейцарии выставка отправилась в Италию. Отзывы были неоднозначными – итальянские критики уже освещали Венецианскую биеннале и, следовательно, были знакомы с последними достижениями американской живописи[608]. Но в Испанию эти работы привезли впервые, и страна оказалась настолько не готовой к искусству американского масштаба, что в Мадриде традиционные искусствоведческие вопросы усугубились проблемами материально-технического обеспечения. Два полотна – одно Джексона, другое Грейс – оказались такими огромными, что в Национальном музее современного искусства в Мадриде пришлось расширить главный вход – иначе картины в помещение не проходили[609].
С одной из картин Боба возникли проблемы политического характера. В середине июня Мазервеллу в отель «Ритц» доставили телеграмму от Музея современного искусства. В ней говорилось: испанское правительство разрешит выставлять его «Элегию об Испанской республике XXXV», но только если художник изменит название. Боб отказался.
Тем временем посольство США узнало, что Роберт Мазервелл объявлен в Испании персоной нон грата. «Франко решил, что Мазервеллу не место где-либо поблизости с Мадридом и вообще с Испанией», – рассказывал Кармин. Американские чиновники настоятельно порекомендовали Бобу и Хелен покинуть страну[610].
В это время в Мадриде находился Портер Маккрей – он готовил экспозицию. Боб поручил Портеру изъять все свои картины из передвижной части выставки[611].
Накануне вынужденного отъезда из Испании Боб почувствовал непреодолимое желание писать. Он был вне себя от цензуры, которую навязывало глубоко презираемое им правительство. Хелен недавно закончила картину в смешанной технике на листе картона, который она пришпилила к оштукатуренной стене в их гостиничном номере – она считала, что это «свадебный портрет». Хелен прикрепила рядом несколько листов для мужа, который в нехарактерном для него спонтанном стиле «атаковал» белый лист карандашом[612].
На рваных карандашных линиях рисунков четко обозначились неровности старой стены, к которой был прикреплен лист бумаги, и эти многочисленные дефекты стали невольными символами болезненных переживаний Боба в Испании. Они вдохновили его на новую серию, которую он назвал «Мадрид». Среди бурных событий, вдохновивших Боба, ни он, ни его жена, скорее всего, не заметили, что такие работы вполне могла бы нарисовать Хелен – это был практически ее стиль[613].
На следующий день супруги загрузили в автомобиль вещи, в том числе первые из множества полотен и рисунков, которые они создадут за время путешествия по Европе, пересекли границу и оказались в полной в безопасности, во Франции[614].
Там, в живописной рыбацкой деревушке Сен-Жан-де-Люз, они нашли «фантастически красивую огромную старую виллу», которую им удалось снять на все лето. «Там было множество комнат для занятий живописью, открывался вид на воду и на городок, а в нескольких минутах ходьбы находился пляж. Это было то, о чем мы мечтали. Сам городок оказался тем, что нам нужно: он был простым и цивилизованным, с кафе, приличными бистро и приятными местными жителями», – писала Хелен Барбаре Гест[615]. Им так понравилось это место и регион в целом, что в конце лета Мазервеллы решили купить эту виллу.
