Женщины Цезаря - [26]

У Помпея имелось два отличных члена новой коллегии, чтобы добиться цели. Авл Габиний родился в незнатной и бедной семье, но он далеко пойдет. Цезарь понял это еще со времени осады Митилен. Естественно, другой человек Помпея был тоже из Пицена: некий Гай Корнелий. Не патриций и не член древнего рода Корнелиев. Вероятно, он был не так тесно связан с Помпеем, как Габиний, но он определенно не решится накладывать вето на любой плебисцит, который Габиний сможет предложить плебсу.

Цезарь мог любопытствовать насчет дел Помпея, но здесь его интерес выглядел чисто теоретическим. На самом деле единственный новоизбранный плебейский трибун, который беспокоил его по-настоящему, не был связан ни с партией «хороших людей», ни с Помпеем Великим. Это был Гай Папирий Карбон, радикал со своими собственными взглядами. Какое-то время слышали, как он говорил на Форуме, что намерен обвинить дядю Цезаря, Марка Аврелия Котту, за незаконное присвоение трофеев, взятых в Гераклее во время кампании Марка Котты в Вифинии против старого врага Рима, царя Митридата. Марк Котта с триумфом возвратился к концу знаменитого совместного консульства Помпея и Марка Красса, и никто не усомнился тогда в его честности. Теперь же этот Карбон мутил старую воду. В качестве плебейского трибуна, полностью восстановленного в своих прежних правах, он может судить Марка Котту в специально созванном суде Плебейского собрания. Поскольку Цезарь любил своего дядю Марка и восхищался им, то его очень беспокоило выдвижение Карбона.

Но вот все избирательные плитки сосчитаны, и десять победивших взошли на ростру, принимая поздравления. Цезарь повернулся и направился домой. Он устал: очень мало спал, долго пробыл с Сервилией. Они не встречались до дня выборов в Трибутное собрание, состоявшихся шесть дней назад, и, как и ожидалось, у них обоих нашлось кое-что, что следовало бы отпраздновать. Цезарь стал куратором Аппиевой дороги («Какого дьявола ты взялся за эту работу? — удивился Аппий Клавдий Пульхр. — Это дорога моего предка, но я не такой дурак! Ты через год обеднеешь!»). Так называемый кровный брат Сервилии, Цепион, был выбран одним из двадцати квесторов. По жребию ему досталось работать в Риме в качестве городского квестора, а это означало, что ему не придется служить в провинции.

Поэтому любовники встретились в хорошем настроении, удовлетворенные, полные взаимного предчувствия, и провели весь день в постели с таким огромным удовольствием, что никто из них не хотел откладывать следующее свидание надолго. Они встречались каждый день. Это был истинный праздник губ, языка, кожи; всякий раз они обретали друг в друге что-то новое, что-то неизведанное. До сегодняшнего дня, когда предстоящие выборы сделали встречу невозможной. Не встретятся они, вероятно, до сентябрьских календ, потому что Силан увозил Сервилию, Брута и девочек на прибрежный курорт в Кумы, где у него имелась вилла. Силан тоже победил на нынешних выборах. С будущего года он станет городским претором. Эта чрезвычайно важная должность повысит общественный статус и Сервилии. Помимо всего прочего, она надеялась, что ее дом изберут для проведения женских ритуалов, посвященных Bona Dea, Благой богине. Во время этих обрядов самые знатные матроны Рима укладывают богиню для зимнего сна.

И пора сообщить Юлии, что Цезарь устроил ее будущий брак. Официальная церемония помолвки не состоится, пока в декабре Брут не наденет toga virilis, но брачный договор подписан и законность соблюдена. Отныне на судьбе Юлии поставлена печать. Почему Цезарь постоянно откладывает это дело, когда у него нет такой привычки? Вопрос постоянно вертелся у него в голове. Он даже просил Аврелию сообщить дочери новость, но Аврелия, строго соблюдавшая традиционный семейный уклад, отказалась. Цезарь — pater familias, он и должен это сделать. Женщины! Почему в его жизни так много женщин? И что заставляло Цезаря предполагать, что в будущем их станет еще больше? А сколько неприятностей они принесут с собой!..

Юлия играла с Матией, дочерью его дорогого друга Гая Матия, который занимал другую квартиру на первом этаже инсулы Аврелии. Однако дочь вернулась домой задолго до обеденного часа. Поэтому у Цезаря больше не было причин откладывать разговор. Юлия, подпрыгивая, бежала через сад светового колодца, как молодая нимфа. Платье бледно-лилового цвета обвивало ее детскую фигурку. Аврелия всегда одевала ее в нежные голубые или зеленые цвета. Бабушка права, делая это. «Какая она будет красивая», — думал Цезарь, наблюдая за дочерью. Возможно, Юлия и не отличалась греческой чистотой линий, как Аврелия, но она обладала тем волшебным качеством Юлиев, которого лишена Аврелия, такая прагматичная и здравомыслящая. Считалось, что Юлии делают своих мужей счастливыми. Глядя на свою дочь, Цезарь был готов поверить в это. Но старинная примета не всегда сбывалась: его младшая тетка, первая жена Суллы, покончила с собой, после того как пристрастилась к вину; его кузина Юлия Антония страдала от частых приступов депрессии и истерии. И все же Рим продолжал верить в чудесное свойство Юлий, и Цезарю не хотелось возражать. Каждый аристократ с достаточным состоянием, не нуждающийся в богатой невесте, думал прежде всего о Юлии из рода Юлиев.