Женщина во тьме - [29]

Сверху лежит страница с фотографией, которую я только что видела в интернете: Ян Хупер. Возвращаюсь в комнату. Дрожащими руками беру всю кучку. Это распечатки статей про убийства – тут не только та, что нашла я. И в каждой – один и тот же снимок, с которого прямо на тебя смотрит убийца.

– Из-за них мне снятся кошмары. – Оборачиваюсь на голос дочери. Она смотрит на распечатки. – Снятся кошмары, но я не могу их не читать.

Я тоже все время возвращаюсь на сайт, где описана эта история.

– Знаю.

Конечно, всему виной глаза, глаза Эвансов, их лица… И взгляд убийцы, который прожигает меня насквозь. Счастливые люди, они никому не причинили зла… Непонятно, зачем он пришел к ним в дом. Как и Миа, все смотрю на эти листы, хотя понимаю: стоит закрыть глаза – и перед мысленным взором снова возникнут лица убитых.

– Они снятся мне каждую ночь, – жалуется дочь. – Иногда в кошмарном сне появляется Хупер. Он убивает, а я не могу ни двинуться, ни позвать на помощь. А иногда я как будто одна из семьи Эванс, или это наша семья, но только задолго до того, как сюда ворвался убийца с ножом.

Бросаю распечатки на кровать и, притянув к себе Миа, глажу ее по спине. Много лет назад я успокаивала так свою малышку, когда ей снились страшные сны.

– Мам, я так устала. Каждый раз вечером боюсь ложиться спать. Воет ветер, слышу какой-то шепот, что-то царапает по стеклу, а меня, если даже усну под этот скрежет, обязательно накроет кошмар.

– Ну что ты, успокойся, – говорю, круговыми движениями поглаживая ей спину. – Скоро лето, ночи станут светлее, уляжется ветер. Подстрижем ежевику, и она не будет скрести по стеклу. Попрошу папу починить окна, чтобы так не дребезжали.

Миа выскальзывает из моих объятий и трет покрасневшие, обведенные темными кругами глаза.

– Тогда я ложусь. Нужно успеть насмотреться страшных снов.

Забираю с кровати стопку бумаги.

– Я их унесу. Может, если не разбрасывать их по комнате, ты будешь лучше спать.

Миа согласно кивает и протягивает мне, достав из-под подушки, какую-то книгу.

– Тогда забери и ее.

Читаю название: «Дома-убийцы в Соединенном Королевстве». Тонкая брошюра в мягкой обложке, никаких сведений об издательстве. На обложке черно-белое изображение дома Викторианской эпохи. Он похож на наш. С первого взгляда мне даже показалось, что это он и есть.

– Кто-то в школе положил ее мне на парту.

– Не слишком удачная шутка.

– Особенно если живешь в таком доме, – соглашается Миа. – Про него тут целая глава.

Я едва не выронила брошюру, но все-таки, погнув обложку, мне удалось ее удержать.

– Страница сорок три, – продолжает дочь. – Есть и фотографии, и все остальное. Там такое понаписано… Кроме выдумок и всякой ерунды есть история дома. – Миа тяжело вздыхает. – По теории автора, если ее можно так назвать, в самих домах-убийцах есть какой-то изъян. В них таится зло, оно заставляет людей идти на страшные преступления.

– Это же…

– Чушь, я знаю. Но тот, кто это написал, смешивает ее с правдой, и когда потом читаешь всякие статьи…

– От этой гадости я тоже избавлюсь, – говорю, сжав пальцами книжку.

– Спасибо, мам.

Выхожу на задний двор, чтобы выбросить и брошюру, и распечатанный дочкой хлам. Поднимаю глаза: она смотрит на меня из комнаты Джо. Машу ей и, открыв крышку бака, опускаю туда пачку бумаги А4. То же самое собираюсь сделать и с книгой, но вместо этого, увидев, что дочери в окне больше нет, уношу брошюру в дом и прячу в один из кухонных ящиков.

Чтобы успокоиться, иду через гостиную. Она отделана только наполовину, но обои приятные, на окнах шторы, на подоконнике цветы – в таком уюте, ничем не напоминающем дом с газетной фотографии, мы могли бы жить счастливо. И все-таки краем глаза вижу на свежеокрашенной стене еле заметные черточки-отметки, и они не дают забыть ни газетной статьи, ни фотографий. Знаю: под обоями в бабочках, под слоями старой краски и грунтовки прячутся следы, которые многое могут рассказать о семье Эванс.

* * *

Он меняется. Когда-то был обыкновенным домом, потом превратился в дом-убийцу, а что теперь? Раскрашенная французская мебель, изысканные обои от «Фарроу энд Болл», в коридоре – некогда черном и ободранном – банки с белилами.

Но стоит присмотреться – на свежей поверхности проступают черные пятна, отстают по краям обои. Понурая женщина – спина скукожена – ходит, кусая губы, и все присматривается.

За женщиной на стене вижу фотографию: два младенца с одинаковыми улыбками – один темноволосый, другой блондин. Близнецы, наверное. Не первые дети в этом доме. Помню запах детской присыпки, крошечные пальчики, впившиеся в мягкое белое одеяльце; наступишь в темноте на резиновую игрушку, она запищит – и замираешь, затаив дыхание, боишься разбудить… В такую минуту хотелось оказаться где угодно, только не здесь.

Нет, детям в этом доме не место.

Глава 12

Сара

Миа слоняется по кухне. Она бесцельно распахивает и снова захлопывает дверцу холодильника, снимает крышку с коробки с печеньем и, не взяв ни одного, опять закрывает жестянку. Утром, поднимая на второй этаж два картонных ящика, я почувствовала из комнаты дочери запах сигарет. В старом доме она украшала стены фотографиями – и своими, и подружек, – а сегодня я обнаружила почти все это в мусорной корзине. Миа выглядит измученной, а мешковатый школьный джемпер только подчеркивает ее худобу.