Женщина в озере - [24]

В ящике у плиты были аккуратно сложены наколотые дрова.

В мойке не было грязной посуды, на плите — ни одной кастрюли или сковороды. Билл Чесс поддерживал порядок в доме, независимо от того, один он в нем жил или нет. Из кухни дверь вела в спальню, оттуда узкая дверца — в крошечную, ванную, которая, по-видимому, была оборудована лишь недавно.

Ванная комната не сообщила мне ничего.

В спальне стояли двухспальная кровать, туалетный столик с круглым зеркалом над ним, комод, два стула и ящик для белья. С каждой стороны кровати лежало по овальному коврику. На стенах Чесс прикрепил кнопками несколько карт военных действий. На туалетном столике стоял безвкусный, бело-красный туалетный гарнитур.

Я обыскал ящики. В одном лежала шкатулка из искусственной кожи со всевозможными дешевыми украшениями. В другом ящике — масса баночек, флакончиков, коробочек из-под различной косметики — я нашел, что всего этого было многовато. В комоде лежало мужское и женское белье, того и другого понемногу. Среди прочего Билл Чесс был обладателем кричаще яркой рубашки.

Под стопкой голубой папиросной бумаги в углу я нашел нечто, мне не понравившееся. Совершенно новый шелковый гарнитур дамского белья, абрикосового цвета, с кружевами. Женщина, владеющая своими пятью чувствами, не оставляет таких вещей, когда уезжает. Это выглядело плохо для Билла Чесса. Интересно, что подумал по этому поводу Джим Паттон?

Потом я вернулся в кухню, осмотрел ящики и полки над столом. Они были полны банок, склянок и всяких хозяйственных мелочей. Сахарная пудра была в коричневом бумажном пакете с надорванным углом. Паттон попытался всыпать внутрь то, что просыпалось. Каждый из этих пакетов мог что-нибудь скрывать.

От золотой цепочки был оторван кусок, поэтому концы не совпадают друг с другом…

Я закрыл глаза, наудачу ткнул пальцем — и попал на крахмал. Вытащив из ящика газету, расстелил ее и рассыпал содержимое пакета. Я водил по крахмалу чайной ложкой. Но ничего не обнаружил. Всыпал крахмал обратно в пакет и проделал ту же манипуляцию с содой. Ничего, кроме соды. Ну, третий раз — счастливый. Я проверил соль. Ничего, кроме соли.

Звук шагов заставил меня замереть. Мигом выключил свет, скользнул обратно в гостиную, чтобы погасить лампу. «Конечно, слишком поздно», подумал я. Снова послышались шаги, медленные, осторожные… я весь покрылся гусиной кожей.

Я ждал в темноте, сжав в руке карманный фонарик.

Прошли две смертельно томительные минуты. Все это время я не решался дышать.

Это не мог быть Паттон. Он просто вошел бы в дверь и вышвырнул бы меня вон. Осторожные шаги то приближались, то удалялись, то наступала долгая пауза. Я на цыпочках подобрался к двери и нажал на ручку. Потом рывком распахнул дверь и одновременно зажег фонарик.

Свет превратил пару глаз в золотые лампочки. Потом я услышал прыжок и топот копыт между деревьев. Всего лишь — сюда забрел олень.

Я снова запер дверь и пошел с фонариком в кухню. Маленький кружок света остановился на пакете с сахарной пудрой.

Включив свет, я снял пакет с полки и высыпал пудру на лист газеты.

Паттон искал недостаточно тщательно. Случайно обнаружив цепочку, он решил, что это — все. Он ведь не заметил, что в ней кое-чего не хватало.

В сахарной пудре оказался второй маленький пакетик из папиросной бумаги. Я стряхнул тонкий порошок и развернул бумажку: внутри лежало маленькое золотое сердечко, размером с женский ноготь.

С помощью ложки я собрал сахарную пудру обратно в пакет и положил его на полку. Газету я скомкал и сунул в печь. Потом пошел в гостиную и зажег настольную лампу. При более ярком свете я без лупы сумел прочесть надпись, выгравированную на обороте сердечка. Там было написано:

«Милдред от Эла.

28 июня 1938 г. С любовью».

Милдред от Эла. Милдред Хэвиленд от Эла такого-то. Значит, Милдред Хэвиленд стала Мюриэль Чесс. Мюриэль Чесс умерла — через две недели после того, как ее разыскивал полицейский по фамилии Де Сото.

Я стоял, держал сердечко в руке и размышлял, что мне с ним делать.

Ничего не приходило в голову. Тогда я завернул его опять в бумажку, покинул домик и поехал назад в поселок.

Паттон был в своем кабинете и разговаривал по телефону. Мне пришлось подождать, пока он не закончил. Повесив трубку, он встал и открыл мне дверь.

Я прошел мимо него, положил на письменный стол пакетик и развернул его.

— Вы не добрались до дна пакета с сахарной пудрой, — сказал я.

Он смотрел попеременно то на меня, то на золотое сердечко, потом достал из ящика стола лупу и прочел надпись. Наморщив лоб, он положил лупу на место и посмотрел на меня.

— Мне следовало сообразить, что вы твердо намерены обыскать весь дом. А уж если вы что-то забрали в голову, то сделаете это непременно, — сказал он ворчливо. — Не устраивайте мне неприятностей, мой мальчик. Понятно?

— А вы обязаны были заметить, что оборванные концы цепочки не совпадают, — возразил я. Он грустно посмотрел на меня.

— Милый мальчик, у меня уже не ваши глаза. — Он пододвинул сердечко ко мне.

Я сказал:

— Вы решили, что Мюриэль прятала цепочку, так как эта цепочка могла вызвать у Билла ревность. Я тоже так думал. Могла бы, если бы попалась ему в глаза. Но я готов голову прозакладывать, что он ее не видел, а главное, никогда не слышал о Милдред Хэвиленд!