Женщина в черном - [58]

Я сразу не поверила этому. С какой стати, даже в бреду, Миша ни с того ни с сего назвал бы имя Николая Гридина? К тому же, занимая в то время пост очень крупного партийного работника, обладая громадной властью, тот, конечно, мог либо путем шантажа, либо путем прямого давления и угроз склонить надломленного болезнью Мишу к передаче ему синей тетради. Но тогда я полагала, что все это было сделано лишь с целью поставить в затруднительное положение Льва Яковлевича. Я не знаю, с чего это началось, но к тому времени они были непримиримыми врагами. Во всяком случае, именно Николай Гридин был главным вдохновителем всех гонений на академика Гридина. Мне точно известно, что это с его подачи обком потребовал от президиума филиала академии прекращения всех работ по генной инженерии в лаборатории Гридина. Словом, уже тогда мне было ясно, что у Николая Гридина было немало оснований лишить Льва Яковлевича возможности использовать в его работе препарат Глебова. Кстати, серьезная неудача в эксперименте над мальчиком с ампутированной ногой — помнишь, я рассказывала тебе о том, как Лев Яковлевич вырастил у него новую ножку, но та оказалась с заметными отклонениями от нормы? — явилась следствием отсутствия препарата Глебова.

Но могла ли я уже тогда подумать, что единственным побудительным мотивом всех действий Николая Гридина была алчность. И вот эта алчность партократа лишила нас выдающегося открытия, если, конечно, он снова не солгал…

— Нет, Анастасия Ивановна, — возразил Никита, — на этот раз он, похоже, сказал правду: рукопись Глебова в самом деле выкрала его выброшенная на улицу жена, и обыск в квартире ее дочери он действительно учинил. Только вот ни та, ни другая и не думали выбрасывать или уничтожать драгоценную тетрадь, напротив, делали все возможное, чтобы сохранить рукопись Глебова.

— Что ты говоришь?! Синяя тетрадь может быть цела?! Как ты узнал все это? Где она теперь?

— Я не знаю точно, где она находится сию минуту. Но до недавнего времени все материалы Глебова преспокойненько лежали в самоварной трубе того дома, где за ней охотились ищейки Николая Гридина.

— Что, что?! Как, в самоварной трубе? Уж не хочешь ли ты обратить все в шутку?

— Никоим образом. Хотя то, что я расскажу вам сейчас, действительно похоже на святочный рассказ.

— Ну, я слушаю. Или постой! Давай-ка приготовим прежде чай. А то, честно говоря, у меня с утра во рту ни маковой росинки. Да и ты, наверное, успел проголодаться.

— Так вот, слушайте, — начал Никита, как только Анастасия Ивановна вернулась с чашками чая и наскоро приготовленными бутербродами. — Случай свел меня с маленьким оборвышем-сиротой, который, как я лишь теперь окончательно понял, является внуком вашего сегодняшнего гостя.

— Внуком Николая Ефимовича Гридина?

— Да, внуком Гридина и той несчастной женщины, которая была изгнана из его дома с крохотной дочкой на руках. Позже я расскажу вам все подробно. Сейчас же скажу только, что в одном из разговоров с мальчиком выяснилось, что сначала эта женщина, то есть бабушка паренька, а потом ее дочь, то есть мать мальчика, всячески старались сохранить какие-то бумаги, унесенные из дома деда. Что это за бумаги, мальчонка, естественно, не знал. Но вот с неделю назад он сказал, что в их доме побывали воры и что мать его убеждена: воры эти были подосланы ее отцом, пытались похитить не что иное, как эти самые бумаги. Более того, мальчику удалось наконец заглянуть в бумаги и прочесть в них два слова, написанные «по-печатному». Этими словами были: «Институт иммунологии». Понимаете, «Институт иммунологии»! Воры перерыли в квартире мальчугана все вещи, но нужных им бумаг так и не нашли, потому что мать его догадалась спрятать сверток…

— В самоварную трубу?

— Точно!

— И ты уверен, что речь идет именно о синей тетради Глебова?

— Абсолютно! Я сразу заподозрил, что бумаги эти как-то связаны с работами Льва Яковлевича, а после того как услышал, о чем вы говорили с вашим гостем, уже не сомневаюсь, что мать Коли хранит то, что вы называете «синей тетрадью».

— Дай-то Бог! Как бы заглянуть в нее хоть одним глазком?

— Я думаю, придет время и это можно будет сделать. Но пока не стоит беспокоить больную женщину. Судя по всему, это единственная ценная вещь, которая у нее осталась, и всякая просьба с нашей стороны может быть воспринята как попытка лишить ее этой вещи.

— Да, пожалуй. Тем более что она только что пережила такую попытку со стороны отца.

— Отца… Дочери… Странно даже слышать такие слова в приложении к этим двум людям. Жуть какая-то! Можно понять неприязнь, даже ненависть бывших супругов, бывших друзей, бывших компаньонов. Но подослать каких-то подонков, чтобы произвести обыск у родной дочери… И ради чего! Скажите, Анастасия Ивановна, как вы думаете, что движет Николаем Гридиным? То есть я понимаю — деньги. Он сам сказал об этом. Но зачем ему, дряхлому старику, лишившему себя и детей, и близких, имеющему как будто все необходимое, большие деньги?

— Ты задал очень серьезный вопрос, Никита. Чрезвычайно серьезный! Все дело в сущности человеческого естества. Что, по-твоему, отличает человека от любого животного?