Женщина в черном - [33]

— И что же это за слова? — насторожился Никита.

— Сейчас вспомню. Значит, так. Сначала — «институт»… Да, точно — «институт». А дальше — смешное такое слово. Как его?.. Имм… — Колька смешно наморщил лоб: — Имм… «иммулоногии». Да, «институт иммулоногии»!

— Институт иммунологии, наверное? — догадался Никита.

— Может, и иммунологии. Только иммулоногии — красивше. Иммулоногии! — снова повторил он, хлопнув себя по коленям. — Мировецкое слово!

— А мама не объяснила тебе, что значит это слово?

— Да я и не спрашивал. Очень надо!

— Но что-то заставляет ее прятать эти бумаги?

— Назло деду, наверное. Раз он выгнал их с бабушкой. Так ему и надо! Ну, я пошел, дяденька. Вон он, наш дом, — указал Колька на приземистый барак в конце площади. — Крайняя левая дверь — прямо в нашу квартиру. Ух, как удивится сейчас мамка! Спасибо тебе, дяденька Никита.

Мальчик помахал рукой и затрусил через площадь, все так же стараясь не испачкать новые штаны и бережно прижимая к груди бумажный пакет. А Никита, как остановился на обочине тротуара, так и остался стоять, будто пригвожденный последними словами мальчугана.

Институт иммунологии… Что могли значить эти слова? То, что в загадочном свертке какая-то научная рукопись по иммунологии? Или заключение какого-то эксперта о неблаговидных делах, творящихся в институте? И почему и бабушка и мать Кольки так дорожат этими бумагами? Что мог хранить у себя неизвестный однофамилец академика? И кто он такой? Не столь уж распространена эта фамилия — Гридины. Помнится, Инга упоминала о некоем двоюродном брате Льва Яковлевича. Он тоже, несомненно, Гридин. Но если так… Никита даже присвистнул от внезапно вспыхнувшей догадки: «Двоюродный брат… А что если этот двоюродный брат и Колькина бабушка… Ну, ясно! — он хлопнул себя по лбу. — Ясно, кто выгнал несчастную женщину с ребенком из дома и ничего с собой не дал. Вот откуда это поразительное сходство Кольки с Ингой: они просто четвероюродные брат и сестра. Инга — внучка Льва Яковлевича, Колька — внук его двоюродного брата. Как я сразу не догадался, кто этот высокопоставленный дед Кольки?» Но брат Льва Яковлевича, по словам Инги, был профессиональным партийным работником и, следовательно, не мог иметь никакого отношения к институту иммунологии. Каким же образом попали к нему какие-то ценные бумаги этого института? И почему он снова пытается ими завладеть? Нет ли и здесь какой-то связи с научными исследованиями академика Гридина и теми тайнами, которые мучают Ингу? Вот она, новая загадка!

Но это было еще не все. Когда Никита, свернув с площади, бросил последний взгляд на жилище Кольки, то увидел, что из двери, в которую только что нырнул его юный друг, медленно, подобно мрачному призраку, выдвинулась и застыла зловещая фигура женщины в черном…

20

Никогда еще, кажется, Никита не волновался так сильно, как в этот вечер, перед тем как позвонить в квартиру Шевцовых. Дверь ему открыла мать Олега Ирина Павловна, женщина уже не молодая, но еще весьма привлекательная, умеющая следить за своей внешностью. Сегодня же, в изящном модном платье, с красиво уложенными волосами, в кокетливом розовом передничке, как нельзя лучше гармонировавшем с раскрасневшимся от долгого стояния над плитой лицом, она была особенно хороша.

— Здравствуй, Никита. Проходи прямо в кабинет Алексея Степановича. Там собрались все. И тебя ждут, — сказала она в ответ на приветствие Никиты и скрылась на кухне.

Дверь в кабинет была приоткрыта, оттуда отчетливо доносились веселые мужские голоса, один из которых был несомненно голосом Алексея Степановича, другой, более низкий и сочный, принадлежал, видимо, приезжему гостю Шевцовых. И вот этот приятный баритон показался Никите удивительно знакомым. Он даже остановился в прихожей, стараясь вспомнить, где слышал такой голос, но так ничего и не вспомнив, подошел к двери и заглянул в кабинет. Здесь удобно расположились в глубоких креслах Алексей Степанович и его приезжий гость, а чуть поодаль на диване сидели Олег и Петр Эдуардович Берг. «Большой геологический начальник» сидел вполоборота к двери, и в первое мгновение Никита не увидел его лица. Но вот Алексей Степанович, заметив Гамова, шумно пригласил его войти и начал в привычной для него шутливой манере представлять своему гостю, тот живо обернулся и, широко улыбаясь, пошел навстречу Никите. Никита едва поверил своим глазам. Перед ним стоял бывший главный геолог его «родной» Верхнегорской экспедиции, где Никита проработал по окончании университета без малого три года и где именно он, Георгий Александрович Славин, благословил его на научный поиск, вылившийся ныне в столь многообещающее открытие.

— Что, удивлен? — пророкотал Славин, обнимая Никиту за плечи и щекоча его бородой и усами. — Не ожидал встретить своего бывшего начальника?

— Да, признаться… — вконец растерялся Никита.

— А я — так нисколько. В прошлом году еще, прочтя твои публикации, понял, что ты близок к финишу, а нынче получил ответ на свой запрос от вашего декана.

— Ответ от нашего декана?! — удивился Никита.

— Ну да. Разве тебе ничего не сказали? Выслали данные о твоих исследованиях без твоего ведома?