Женщина-призрак - [43]

Во втором ящике я нашел старый деревянный футляр для пистолетов и открыл его. Там в углублениях, аккуратно лежали два немецких пистолета. Они были старыми, но хорошо смазаны и поблескивали, как голубоватые драгоценности.

Я взял один из них и взвесил в руке. Он был такой легкий и удобный, что рука моя сама поднялась на уровень глаза. Я прицелился в картину, на которой был изображен мужчина с бакенбардами, но вдруг почувствовал себя круглым дураком. Я повернулся к окну и стал искать более подходящую мишень.

Не было видно ни одной птицы. За окном, на железном шесте, вделанном в бетон, торчала лишь круглая кормушка для птиц. Остатки зерен на кормушке тихо доедала крыса. Я прицелился в нее незаряженным пистолетом. Она сбежала вниз по шесту и скрылась в темной яме.

Глава 20

– Боже мой, чем вы тут занимаетесь? – раздался голос Джин.

– Играю.

– Положите это, пожалуйста. Элизабет была бы очень недовольна тем, что вы взяли ее пистолеты.

Я положил оружие в футляр.

– Прекрасная пара.

– Мне так не кажется. Я терпеть не могу любое оружие.

Джин помолчала, но по ее глазам я видел, что она все еще переживает что-то. Она переоделась, но длинное черное платье так и не смогло испортить ее фигуру, несмотря на устаревший фасон. Она казалась мне похожей на молодую актрису, играющую роль пожилой женщины.

– Теперь все в порядке? – спросила она, словно после смерти мужа и пропажи сына не могла уже объективно оценить свою внешность.

– Это платье совсем не изменило вас.

Она приняла мой комплимент, как оскорбление. Усевшись на кожаный диван, она старательно прикрыла подолом колени.

Я закрыл футляр и положил его в ящик.

– Это пистолеты ее отца?

– Да.

– Она пользовалась ими?

– Вы имеете в виду, стреляла ли она птиц? Нет. Эти пистолеты – бережно хранимые семейные реликвии. В этом доме все в своем роде реликвия. Даже я чувствую себя реликвией.

– Это платье Элизабет?

– Да, ее.

– Вы собираетесь жить в этом доме?

– Может быть. Он соответствует моему настроению.

Джин замолчала, опустила голову и застыла в неподвижности, словно надетое на ней черное платье требовало молчания. Потом начала говорить:

– Раньше Элизабет часто стреляла по птицам, она и Стэнли научила этому. Но ему, должно быть, это не нравилось. Потом и она перестала этим заниматься. Она бросила стрельбу задолго до того, как я познакомилась с ней.

– А мой отец не бросил, – вдруг снова заговорила она. – По крайней мере до тех пор, пока мама не рассталась с ним. Отец любил стрелять во все, что движется, а мы с мамой должны были подбирать добычу, например, голубей. После того, как мать ушла от отца, я его больше никогда не видела.

Она перескочила от семьи Стэнли к своей собственной без какого-либо видимого повода. Удивившись этому, я спросил:

– Теперь вы думаете вернуться к своей семье?

– У меня нет семьи. Мама снова вышла замуж и теперь живет в Нью-Джерси. Последнее, что я слышала о своем отце – это то, что он ушел на рыболовном судне на Багамы.

Во всяком случае, мне больше не приходилось встречаться ни с кем из них. Да я и не хотела бы. Во всем, что случилось, они обязательно обвинят меня.

– Почему?

– Просто обвинят, вот и все. Потому что я сразу же после школы ушла от них и стала жить своей жизнью. Ни один из них не понял, почему я так поступила. Девушке надлежит делать только то, что ей говорят родители.

Она произнесла это дрожащим от обиды голосом.

– А кого бы вы обвинили во всем, что произошло?

– Себя, конечно. Но и Стэнли тоже виноват.

Она опять опустила глаза.

– Я знаю, что так говорить ужасно. Я могу простить ему эту девушку и все его глупые розыски отца. Но зачем, зачем он сделал это? Зачем взял с собой Ронни?

– Он хотел получить деньги у матери, а Ронни способствовал бы этому.

– Откуда вы это знаете?

– Так мне сказала Элизабет.

– Да, это на нее похоже. Она бесчувственная женщина.

Затем Джин добавила, словно извиняясь перед стенами дома:

– Мне не следовало так говорить. Она очень много страдала. И мы со Стэнли доставили ей мало радостей. Мы много брали и почти ничего не отдавали.

– Что же вы брали?

– Деньги, – ответила она, явно сердясь на себя.

– У Элизабет много денег?

– Конечно, она состоятельная женщина. Она, должно быть, очень хорошо заработала при застройке каньона, да и у нее до сих пор еще есть несколько сотен акров земли.

– Но они приносят мало дохода, если не считать нескольких акров авокадо. А потом, видимо, у нее много неоплаченных счетов.

– Это потому, что она богата. Богачи никогда не платят вовремя по счетам. Мой отец имел лишь маленькую спортивную лодочку, а те, кому он угрожал, что передаст дело в суд, были богатыми людьми. Элизабет имеет несколько тысяч в год от владений своего деда.

– Сколько тысяч в год?

– Ну, этого я не знаю. Она очень скрытна в отношении денег, но они у нее есть.

– Кому они достанутся, если она умрет?

– Не надо так говорить! – воскликнула вдруг Джин в суеверном испуге. Затем добавила более спокойно: – Доктор Джером сказал, что с ней все будет в порядке. Ее приступ – лишь результат нервного потрясения.

– С ней можно сейчас разговаривать?

– Конечно, Но на вашем месте я бы не стала делать этого сегодня.