Женщина при 1000 °С - [40]

— Папины представления о Германии в основном идут из… — папа резко замолчал и уставился на бабушку, а потом вновь начал: — Но именно эти учреждения и дали слабину. Время потребовало новых, нестандартных решений. Разве папа не станет правителем страны под эгидой англичан? Чиновник сменит короля! Это ведь тоже значит, что все шиворот-навыворот!

Пюти с изумлением взглянул на свою мать:

— Мама, это правда? Папа станет правителем Исландии?

Фру Георгия ничего не ответила.

— Он этого никогда не сделает. Папа никогда не предаст короля, — сказала Килла.

— Предать короля? А разве Исландия вообще может ему принадлежать, коль скоро она оккупирована англичанами, а сам он — нами? — спросил папа властным тоном, и краска сошла с его лица.

— Af os? Pfhi! — фыркнула бабушка и затем грянула: — Du er ikke tysk, Hans Henrik! Du er min søn![86]

Бабушка редко сердилась, и за столом воцарилось молчание нового рода, которое продолжалось до тех пор, пока она, покачиваясь, не потянулась за своим бокалом вина. Пюти попытался возобновить беседу:

— Краббе, какое сейчас у Исландии отношение к Дании?

Краббе кивнул головой и начал рассказ, тщательно стараясь во время своей речи посмотреть в глаза каждому из нас:

— Я думаю, что датчане в полной мере осознают, что исландцам в той или иной степени придется в сложившейся ситуации решать свои дела самостоятельно, при полном взаимодействии с оккупировавшей их страной, но в то же время мы, исландцы, должны уважать отношение датчан к, без сомнения, достойной стране, оккупировавшей их.

Обегая стол, глаза Краббе задержались именно на глазах папы, когда он произнес заключительные слова: «…к, без сомнения, достойной стране, оккупировавшей их». Затем он вновь кивнул головой, словно прося прощения за свою опрометчивость. Присутствующие сидели не моргая. Судя по всему, никто не понял этой вежливой тирады, которая умерила пыл собравшихся. А если кто-нибудь и понял, что хотел сказать полпред, и захотел бы возразить ему, он застраховал себя от этого: стащил со своих колен полотняную салфетку и осторожно промокнул ею губы, словно собственное высказывание показалось ему грязным. Вероятно, такова роль дипломатов — эпатировать других вежливым образом.

За столом опять воцарилось молчание и длилось до тех пор, пока ютландская кухарка Хелле не пришла забрать тарелки. Бабушка очнулась и повернулась к маме, чтобы узнать ее мнение о рассказе про Эббе Ро:

— Men hvad tænker du um Helles lille historie, Massebill?[87]

— Ну, у нас на Свепнэйар иногда в сеть попадались такие гигантские тунцы. Но от них были только одни неприятности: они портили сети, а на парней из-за них находили приступы хвастливости — им непременно надо было мчаться на Флатэй показывать добычу. И еще такие рыбы бывали невкусные. По-моему, это скорее пища для журналистов, а не для обычных людей. Как говорит мама, чудесный улов — не во благо.

41 В датской младшей школе 1940

Мы оказались заперты в Дании до самой осени и даже дольше. Пароходы в Исландию ходили редко, к тому же плавание было весьма опасным. Немецкие и английские подводные лодки постоянно охотились на суда в Атлантике, и даже киты в океане ощущали на себе дыхание войны.

Бабушка Георгия отправилась на родину осенью — в знаменитый Петсамский рейс. Тогда двумстам исландцам, проживавшим в странах Скандинавии, дали возможность уплыть домой на пароходе «Эсья», но сперва они должны были добраться до Петсамо — портового городка на севере Финляндии.

Бабушка наотрез отказалась брать с собой нас с мамой:

— Нельзя класть все золотые яйца в одну лодку.

Пюти тотчас принял насмешливое выражение лица и сказал:

— Значит, мама, я не золотое яйцо? — Он должен был сопровождать ее в поездке.

— Не золотое, а пустое, — отвечала я.

Мы с мамой должны были поехать следующим рейсом. Но он не состоялся. В середине лета папа отправился на ратные труды, и мы с мамой остались в резиденции посла Исландии одни. В свете недавних событий должность посла упразднили, но из-за оккупации продать квартиру не удавалось много месяцев.

Сначала с нами были труженица кухни Хелле и шофер Райнер. Как и большинство мужчин, доживающих век в качестве шоферов при посольствах, Райнер был из числа бесприютных. Происходил он из дворянского немецко-французского рода, но все бумаги, подтверждающие дворянство, потерял в «Первой мировой возне». Но гены были на своем месте, и Райнер всегда стоял навытяжку, если ему случалось хотя бы ненадолго встать в углу или на тротуаре. Он щеголял тремя черными косматыми бровями: две — на лбу, третья — над верхней губой.

В начале сентября я пошла в местную школу — Den Classenske Legatskole[88]. Первый день прошел неудачно, потому что я вернулась домой с «разукрашенным» лицом. Дети окружили меня во дворе и орали мне: «Klipfisk! Klipfisk!» («Сушеная рыба! Сушеная рыба!») На следующий день начались уроки.

Учитель был полноватый господин со звучным голосом:

— А вот и наша новенькая — исландка фрекен Бьёрнссон. Вы не могли бы что-нибудь рассказать нам об Исландии? Правда, что там не растут деревья?

— Да нет, растут. Только они очень маленькие. Говорят, если заблудишься в исландском лесу, надо просто встать во весь рост.