Женщина при 1000 °С - [112]

Но вот — он стоял на кухне в Бессастадире, многоопытный и грудоколесый человек в самом дорогом в стране халате, главвождь страны, которая еще не проснулась, но собралась использовать войну для своей выгоды. Могло ли это принести удачу? Не суждена ли нам за это расплата, пусть и запоздалая? Дедушка потянулся через тумбу, приоткрыл кухонное окно и почуял доносящуюся из-за него вонь исландской национальной наглости, которой только предстоит подрасти в грядущие годы и породить такие слова, как «нажиться на войне», «усиленная эксплуатация», «тресковая война» и «расширение сферы влияния».

Он сунул палец под струю, ощутил, что ледник уже влился в воду, но дедушка позволил ей течь дальше, в такт своим мыслям, будто аккомпанемент пианиста к сольному пению, которое сейчас стало громче: да, он, в течение трех лет бывший и. о. короля этого безмолвствующего народа, хотя бы честно пытался переубедить их, уговорить подождать, пока война не поутихнет, и люди снова не смогут разговаривать, как свои собственные господа и их слуги. Но его не стали слушать. В парламенте посмеялись над его предложением о национальном собрании. И вот те же самые люди будут избирать его президентом сегодня днем, на Полях Тинга, где исландцы в последний раз управляли собой сами 700 лет назад.

Дедушка Свейн был закален на званых обедах и привычен к коронованным особам (что было главной причиной, по которой его выбрали президентом Исландии: он единственный из всех исландцев умел сидеть за почетным столом, и у него были шорты, которые требовались в Букингемском дворце), и не уставал от почестей, и все же, если бы его вскрыли в это сумрачное летнее утро, в его внутренностях можно было бы обнаружить горделивый трепет: ведь сейчас он входил в холодную, как лавовое поле книгу — историю Исландии, и жал руку Ньялю из Бергторсхволя, Торгейру Годи Светлого озера и Снорри Стурлусону, если, конечно, тот не сидел, по обыкновению, в своем шатре, занимаясь там записыванием и списанием. Или как надо здороваться с древними исландцами? Вряд ли простым рукопожатием? Или рукописанием? «Нет, что за мухотень, наверно, я еще не проснулся», — подумал старик, усмехаясь, налил в стакан воды и закрыл кран. Затем вновь окинул взглядом свой спящий народ и увидел: сейчас солнце скрылось в нависшую над городом тучу. И больше в тот день, очевидно, не выглядывало. Так что этот просвет был обманчив. Или это ему подмигнул на удачу небесный президент, чьим коллегой он скоро станет.

Впрочем, дедушка не увлекался чтением знаков. Погода — это просто погода, и никакого человеческого смысла в ней нет. Как говорится: «А на что гневались боги…»[197]

Но позже, тем же днем, ему предстояло усомниться в объективности богов, управляющих погодой, когда он стоял на помосте на Скале Закона и переживал свой самый великий момент под проливным дождем. Потоки воды, нагоняемые южным ветром, были столь обширны, что даже самых суровых реалистов склонили к суеверию. В течение всей церемонии главе государства пришлось сидеть за своим столом на северном конце праздничного помоста, лицом к югу, и весь дождь и ветер летели ему за пазуху. Хотя у него был дождевик, а какое-то время он пользовался и зонтиком, как он потом рассказал нам, но водопад капель беспрестанно обрушивался на столешницу, а оттуда стекал прямо ему на колени. Но ему пришлось не подавать виду. Сидящий на носу корабля принимает вал на себя. Когда наконец объявили, что он на законных основаниях избран президентом нового государства, его брюки промокли насквозь. Первому президенту Исландии пришлось держать свою первую речь в мокрых кальсонах.

Но ведь это не было божие возмездие за его многократные прегрешения, своеобразный потоп? Ведь прошло уже пять лет с тех пор, как он видел ее в последний раз. Ловушка-Соловушка не приезжала в Исландию с самой довоенной поры. Но все это целомудренное житье, конечно же, не стирало старых грехов.

Свейн Бьёрнссон стоял в толстом синем халате и обозревал Рейкьявик. И как это часто бывает с пожилыми белыми мужчинами, вокруг него был флер праздности: не было заметно, чтоб этот тихоня когда-нибудь обливался потом на работе или добился в жизни чего-нибудь, заслуживающего почестей, тем более — того, чтобы стать президентом Исландии. Президентом Исландии? Да, а что на самом деле значит этот титул? — спрашивал он себя и тотчас увидел темную, пылающую молнию у ног Всевластного, возвышавшегося у самой сердцевины жизни, и пальцы его ног отражались в этой блестящей ясности. Но он не получил ответа. Молния-понимание вспыхнула едва он задался вопросом, и погасла, едва вопрос прозвучал. Но это оставило после себя ощущение: вот он стоит — старец в стране пылающего огня, осторожный адепт привычки, поставленный над молодой нетерпеливой нацией, народом, который ждет не дождется, когда можно будет бить себя в грудь на площадях всего мира, жиреть на доходах от войны и деньгах из плана Маршалла, поглощать неисчерпаемости западных морей и вычерпывать всю селедку, которую только дадут океанские воды. Дедушка допил стакан, и очистившись изнутри грунтовой водой Исландии, он пообещал быть поосторожнее с этим фонтанирующим народом, являть ему одну лишь умеренность и смирение — стать примерным президентом.