У женщины большие глаза цвета грязного машинного масла. Я рычу оттого, что мне приходится в них смотреть, и прикрываю рукой глаз, но это только повязка.
— Вы можете продолжать? — спрашивает судья.
Я думаю о мертвом лице Роя. Он мог бы сбросить эту женщину. Может быть, он все еще хочет меня. Я говорю:
— Я не знаю, могу или нет.
— Но вы попробуете?
— Не знаю.
Но потом передо мной невесть откуда появляется рука женщины, вода покрывается рябью, я ничего не вижу, а потом я очутилась глаз к глазу с этой женщиной, комната завертелась, потом куда — то провалилась, и вновь я обрела равновесие, но теперь смотрю на Роя сбоку. Лицо его больше не безжизненно. Рот раскрылся, и глаза удивленно расширились, и я поняла, что эта женщина прицепила мой глаз к своему пупку, как украшение восточных танцовщиц.
— О нет! — кричу я.
— Что такое? — спрашивает судья.
Мой глаз приближается к застывшему лицу Роя.
— Мой глаз, — говорю я.
Рой не может ничего сделать, и мне кажется, он знает, что я смотрю на него, что я совсем рядом, и лицо его медленно опускается. Она стоит перед ним и толкает его на кровать.
— Стойте! — кричу я.
— Мы вас заменим, Лоретта, — говорит судья.
— Нет! — кричу.
— Так для вас будет лучше, — говорит судья. — У вас явно сильные боли. Не надо себя мучить.
Рой снова вскакивает, и они с судьей стоят передо мной бок о бок. Потом Рой поднимает на нее взгляд и улыбается ей тепло и гадко.
— Мне больно, — говорю я.
— Тогда достаточно, Лоретта, — говорит судья.
Рука Роя тянется ко мне, хватает мой глаз, и я лечу куда — то в постель и в темноту.
Теперь передо мною только судья. Моя рука поднимается и прикасается к повязке. Гладит меня по лицу. Очень — очень нежно.
— Я могу уйти? — говорю я.
— Да, — говорит он.
Что я и сделала.
