Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду - [45]

Как-то раз он сидел так, читая «Вильгельма Мейстера»[33], рысь лежала у его ног, и вдруг он услышал, как кто-то окликает его по имени.

Перед ним стояла Жозефина: бледная, с поджатыми губами, она глядела на него горящими глазами.

Кромарти, разволновавшись, вскочил, и самообладание на минуту покинуло его.

— Боже, зачем вы пришли сюда? — спросил он удивленно.

Жозефина отступила на шаг, когда он двинулся к ней, а когда подошел к решетке, снова попятилась назад. Она на мгновение смутилась, затем произнесла:

— Я пришла спросить вас о книге. О втором томе «Опасных связей»[34]. Тетя Эли требует, чтобы я вернула ее, она говорит, что книга богато оформлена, и это очень ценное издание. Она думает, что книга все еще у меня, и недовольна этим.

Пока она говорила, Кромарти рассмеялся, зажмурился и с улыбкой спросил:

— Значит, из-за моей забывчивости у вас неприятности? — Затем, помолчав, продолжил: — Я страшно этим огорчен. Действительно, я взял сюда вашу книгу. Непременно пошлю ее вам сегодня же вечером. Просунуть ее через проволоку никак не получится. Это одно из неудобств жизни в клетке.

Жозефине показалось, что Кромарти уже давно не был таким милым. Выражение ее лица несколько смягчилось, но все еще оставалось довольно замкнутым и отчужденным, она очень боялась, что кто-нибудь войдет в «Обезьяний дом» и застанет их за разговором. Минуту или две оба молчали. Жозефина взглянула на рысь и сказала:

— Я прочла в газете, что у вас теперь компаньон. Мне кажется, вы это правильно придумали. Вы гораздо лучше выглядите. С тех пор, как мы виделись в последний раз, я переболела бронхитом и провела в постели две недели.

Пока Жозефина говорила, лицо Кромарти омрачилось. Он заметил, что она стесняется, и это рассердило его. Он вспомнил также ее последнее посещение и то, как она себя вела. Сопоставив все это, он сдержался, приободрился, сердито потер нос и сказал:

— Вы должны принять во внимание, Жозефина, что мне всегда больно видеть вас. Не знаю, смогу ли я дольше подвергаться такой опасности. Последний раз вы пришли ко мне, чтобы сообщить, что, по вашему мнению, я сумасшедший. Не думаю, что вы были правы, но если я не смогу уберечь себя и мне придется видеть вас, боюсь, я и вправду сойду с ума. Я вынужден поэтому просить вас, хотя бы в интересах моего здоровья, никогда больше не приходить сюда. Если у вас есть необходимость срочно сообщить мне что-нибудь насчет ваших книг или еще чего-нибудь в этом роде, — вы можете мне написать. Все, что вы можете сказать или сделать, причинит мне сильнейшую боль, даже если вы будете ласково говорить со мной; из вашего поведения я могу заключить только одно: вы желаете причинить мне боль и приходите сюда лишь с целью позабавиться и подразнить меня. Поверьте, я не желаю подвергать себя мучениям.

— Я никогда не слышала подобного вздора, Джон! Я надеялась, что вам лучше, но теперь я убеждена, что вы действительно безумны, — сказала Жозефина. — Никто никогда так со мной не говорил. И вы воображаете, что я хочу видеть вас?

— Хорошо, я запрещаю вам в будущем приходить смотреть на меня, — заявил Кромарти.

— Запрещаете? Вы запрещаете? — вскричала взбешенная Жозефина. — Вы запрещаете мне приходить? Вы не соображаете, что вы здесь просто экспонат? Я или любой другой, заплатив шиллинг, может прийти и глазеть на вас хоть целый день. Ах, это ранит ваши чувства? Вам следовало подумать об этом раньше. Вы пожелали выставить себя напоказ, вот теперь и расхлебывайте. Запретить мне прийти и смотреть на вас! Боже правый! Как дерзко ведет себя это животное! Вы теперь одна из обезьян, вы что, не поняли этого? Вы ставите себя на один уровень с обезьяной, и вы обезьяна, и я намерена обращаться с вами как с обезьяной!

Она произнесла это холодным, презрительным тоном, что окончательно вывело Кромарти из себя. Кровь прилила к его лицу, исказившемуся от бешенства; сжав руку в кулак, он взмахнул ею, будто хотел ударить Жозефину. Когда он наконец обрел дар речи, то только и смог произнести неестественным тоном:

— Я убью вас за эти слова. Благодарите решетку.

— Решетки имеют свои преимущества, — холодно ответила Жозефина. Она была испугана, но заметила, что Кромарти лег на пол клетки и стал кусать носовой платок, чтобы не закричать; в его глазах стояли слезы, и время от времени он издавал стон, словно мог вот-вот умереть.

Все это испугало Жозефину больше, чем угрозы Кромарти убить ее. Видя, как он катается по полу, словно в припадке, она раскаялась в том, что наговорила ему, и, подойдя вплотную к клетке, стала просить его простить ее и забыть обо всем.

— Я не верила ничему из того, что говорила, милый Джон, — сказала она изменившимся, чужим голосом, который он с трудом расслышал, так этот голос был тих. — Как вы можете думать, что я прихожу сюда, чтобы мучить вас, если я являюсь в эту проклятую тюрьму, потому что люблю вас и не могу забыть, несмотря на то, что вы натворили исключительно ради того, чтобы мне досадить.

— О, уходите, уходите, если в вас осталась хоть капля жалости, — произнес Джон. Он говорил с трудом и продолжал всхлипывать.

В это время рысь, которая наблюдала за происходящим удивленно прислушиваясь, подбежала к Кромарти и стала утешать его, обнюхав сперва его лицо и руки, а затем начав их лизать.