Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду - [35]

Во-первых, это пополнит коллекцию, и, во-вторых, даст возможность посетителям сделать сравнение, которое они не смогли бы сделать самостоятельно. Обыкновенный экземпляр человеческой породы, помещенный между орангутангом и шимпанзе, привлечет внимание всякого, кто зайдет в «Большой обезьяний дом». Именно так можно дать пищу для тысячи интересных сравнений, а ведь зоологический сад существует прежде всего для образования посетителей. Каждый ребенок будет расти, приобщаясь к теории Дарвина, и получит точное представление не только о своем месте в животном царстве, но также о том, на кого он походит и чем отличается от обезьян. Если бы мне позволили высказать свое мнение, я посоветовал бы показать такого человека как можно более точно, в естественных условиях его существования, то есть в обычной обстановке. Таким образом, его клетку следует снабдить столом, стульями и книгами. Небольшая спальня и ванная сбоку клетки дадут ему возможность удалиться, когда нужно, от публичного обозрения. Издержки для общества не должны быть велики. Чтобы доказать свои добрые намерения, я предлагаю в качестве экспоната себя и полагаю, что после известных размышлений мое предложение покажется заслуживающим внимания.

Возможно, для вас может оказаться полезным нижеследующее описание моей внешности:

Происхождение: шотландец.

Рост: 5 футов 11 дюймов.

Вес: 11 стон[19].

Цвет волос: темный.

Глаза: голубые.

Нос: орлиный.

Возраст: 27 лет.

Я буду счастлив дополнить информацию любыми сведениями, которые Общество сочтет нужными.

Ваш, милостивый государь, покорный слуга Джон Кромарти».

Выйдя и опустив письмо в почтовый ящик, Кромарти совершенно успокоился и стал ждать ответа с куда меньшей тревогой, чем любой другой молодой человек, оказавшийся в подобном положении.

Было бы скучно описывать, как это письмо в отсутствии секретаря было получено его заместителем и как содержание его было доложено исполнительному комитету в следующую среду. Тем не менее небезынтересно отметить, что предложение Джона Кромарти, вероятнее всего, было бы отклонено, если бы не мистер Уоллоп. Этот человек преклонных лет был в натянутых отношениях со своими молодыми коллегами. Письмо Кромарти по какой-то причине вызвало у него приступ бешенства.

— Это немыслимое оскорбление, — заявил он. — Здесь нет повода для смеха. Это безобразие должно быть и обязательно будет немедленно пресечено с помощью законных мер. Принять это предложение означает выставить Общество на посмешище.

Его настойчивость заставила членов комитета взглянуть на дело с другой стороны.

Один или два члена комитета стали в оппозицию к мистеру Уоллопу просто по привычке; председатель полагал, что предложение Кромарти может послужить отличной приманкой для публики и увеличить сборы за вход. Мистер Уоллоп потерпел поражение, и Кромарти отправили письмо, извещающее его, что комитет намерен принять его предложение и просит о личной встрече. Встреча состоялась в следующую субботу, причем за этот промежуток времени комитет проникся твердым убеждением в необходимости приобретения экземпляра Homo sapiens.

Личная беседа прошла удачно, к обоюдному удовлетворению сторон, и доводы Кромарти были приняты без всяких колебаний. Они обсудили вопрос о еде и питье, об одежде, медицинской помощи и кое-каких предметах роскоши. Кромарти было разрешено заказывать пищу по своему усмотрению, иметь своего портного, пользоваться услугами своего врача и принимать своих друзей. Он получил также разрешение управлять собственными доходами, которые составляли 300 фунтов в год, и иметь в своей клетке книги и письменные принадлежности.

Общество, со своей стороны, условилось с ним, что он не будет снабжаться газетами или журналами, что он не станет разговаривать с посетителями сада и обязан будет подчиняться установленной дисциплине, как если бы он был обыкновенным экспонатом.

Через несколько дней для него подготовили клетку. Она находилась в «Обезьяньем доме», и за нею была устроена спальня с ванной и умывальником.

Кромарти принимали в следующее воскресенье после обеда, в клетку его проводил сторож Коллинс, который смотрел также за орангутангом, гиббоном и шимпанзе. Коллинс пожал Кромарти руку и обещал сделать все, чтобы он не испытывал никаких неудобств, но было видно, что сторож смущен, и, как это ни странно, его смущение со временем так и не прошло. Его отношение к Кромарти оставалось формальным, но отличалось безукоризненной вежливостью, на что Кромарти, надо отметить, отвечал тем же.

Клетка была тщательно вычищена и продезинфицирована, пол выстлали ковром, посередине стоял стол, за которым Кромарти обедал, в углу уместилось кресло, а рядом с ним — ящик с книгами. За исключением сетки спереди и с боков, отделяющей это жилище от клеток с шимпанзе справа и орангутангом слева, ничто не отличало его от обычного кабинета. А спальня выглядела просто великолепно, в ее обстановке было предусмотрено все, что нужно для комфорта. Французская кровать, гардероб, зеркало и туалетный столик создавали впечатление, будто жилец у себя дома.

Джон Кромарти весь воскресный вечер распаковывал свой багаж, включая книги, поскольку он хотел, чтобы доступ посетителей к нему открылся уже с понедельника. Ему дали керосиновую лампу, так как электрическое освещение еще не было проведено в эту клетку. Немного передохнув после разборки вещей, он огляделся и нашел свое положение довольно странным. Справа от него в слабо освещенной клетке беспокойно двигался шимпанзе; с другой стороны помещался орангутанг, которого нельзя было разглядеть, так как он прятался в углу. Снаружи стояла непроглядная тьма. Кромарти был заперт. Время от времени слышались крики различных зверей, и изредка он мог определить, чей это крик. Несколько раз он различал вой волка и рычание льва. К ночи крики и вой диких зверей стали громче и настойчивей.