Женщина, квартира, роман - [36]

проплывающего мимо парохода, то ли она выпархивала из пестрых флажков, мелькавших над головами пассажиров. Красота могла, конечно, выплескиваться плавными волнами, расходившимися вправо и влево от носа парохода и бесшумно прибивавшимися к берегам. Возможно также, что ее создавал негромкий шум мягко постукивающего мотора. Последний вариант произвел на меня самое глубокое впечатление. Следуя этому выводу, красота была общей принадлежностью всех пассажиров. Она родилась из безмятежной радости тех, кто, никуда не торопясь, расточительно тратил свое время. Я все еще махал пассажирам, но теперь уже в полном восторге от тех, кто сумел познать и оценить основы прекрасного. Когда пароход уже практически скрылся вдали, желание самостоятельной беспечной траты времени перекинулось на мое внутреннее состояние. Я испытывал такие чувства, какие не мог выразить словами. Душевный подъем был необычайно сильным, поскольку пришелся на самое нужное время, попав в самую точку, я должен все время прислушиваться к своей жизни. Мне следует так долго вслушиваться и всматриваться в окружающую действительность, какова будет на то потребность души. Вслушиваясь в окружающие меня предметы и явления, я не впаду в высокомерие. Из чувства благодарности я какое-то время шел в быстром темпе по берету вслед за удаляющимся пароходом. Несколько ребятишек на задней палубе смеялись над взрослым дядей, бежавшим по тропинке на берегу за пароходом, как за трамваем. Я задумал написать в ближайшее время при первой же возможности маленький рассказик о том. что я пережил. И лишь густой тростник на берегу удержал меня от того, чтобы идти берегом дальше параллельно с пароходом. Я повернул назад и пошел в город. Я шел и думал: все, что тебе нужно, это – женщина, квартира, роман. На обороте конверта я записал все пять вариантов, лежащих в основе того, почему проплывавший мимо пароход показался мне прекрасным. И вдруг я понял – решение принято. Я не буду пока менять свою жизненную ситуацию и не приму предложение Хердегена. Я по-прежнему останусь внештатным репортером, злополучным учеником и хорошо оплачиваемым старшим рабочим. Когда-нибудь потом я лучше пойму, что надо было делать, а что нет. А до той поры мне надо набраться духу тратить время без спешки и вслушиваться в себя самого во все преходящие времена.

С момента, как я стал старшим рабочим, прокурист оставил меня в покое. За мной никто больше не наблюдал. Если разгрузка или погрузка вагона была закончена, я забирался на какое-то время за ящики и коробки и обмозговывал картины и образы, которые только что видел. Здесь мне не нужно было (как в конторе) изображать деловитость и ежесекундную занятость. Вербовка поденщиков тоже не внушала мне больше страха. Чаще всего мне удавалось избежать тягостной процедуры отбора рабочих. Я входил в помещение, где все они сидели в ожидании, и говорил первым попавшимся мне на глаза, куда они должны явиться. Меньше чем за две минуты вербовка была закончена. Я привык к этой процедуре так же, как к появлению в цеху «А» каждое утро странной кошки. Кто-то обрезал ей уши. Грузчики, видевшие ее в первый раз, в страхе разбегались. Но кошка появлялась каждое утро, грузчики привыкали и уже не отворачивались. Водитель автопогрузчика с вильчатым захватом ставил каждое утро блюдечко с молоком, кошка лакала, и люди забывали, что у нее когда-то были уши.

8 глава

– Пожалуйста, еще раз, – не понял он, – вы хотите пройти у нас стажировку или нет?

Пока он говорил, он между делом напечатал еще одну-две фразы, что всегда чрезвычайно поражало меня.

– Вы не хотите переходить к нам, – сделал он наконец сам правильный вывод. – Вы хотите закончить свою учебу.

– Именно так, – подтвердил я, – надеюсь, вы меня понимаете.

– Ну конечно, – ответил Хердеген. – Сколько времени это еще у вас займет?

– По меньшей мере три года, – предположил я.

– Газета никуда от вас не денется, – заверил Хердеген.

– Это не мешает знать, – отреагировал я и сам удивился своей высокопарности. – Я с удовольствием стал бы и дальше сотрудничать с вами в качестве внештатного репортера, писал бы для вас вечерами и в субботу – воскресенье, как раньше.

– У меня тут для вас кое-что есть, – сказал Хердеген и вытащил из папки редакционных заданий пригласительный билет. – В субботу утром состоится открытие площадки мини-гольфа. Хотите сделать репортаж?

– С удовольствием, – охотно согласился я и взял приглашение.

– Пожалуйста, тридцать строк, – как отрубил Хердеген.

– Ни строчкой больше, ни строчкой меньше, – ответил я с некоторой долей цинизма в голосе. Хердеген заметил, но не стал на этом зацикливаться. Он вставил в машинку новый лист бумаги. Это было знаком, что разговор окончен. На лестничной площадке я злился на себя за свою заносчивость. Хердеген не заслуживал того, чтобы я вел себя по отношению к нему цинично. Мысль о том, что газете «Тагесапцайгер» придется обходиться без меня, принесла мне некоторое удовлетворение. Я тут же ощутил причудливость испытываемого мною счастья. Я немножко полелеял его, пока все не отпало само собой по причине трудной доступности для понимания такого явления.