Женщина, которую я бросил - [20]

— Наверное, в первый раз на лошади? — почтительно спросил крестьянин.

— Да вы что?!

— Ну, тогда вам не нужно помогать.

Я чуть было не выругался, да рядом стояла Марико.

Никогда не думал, что лошадь такая огромная. Мне казалось, что ногами я сжимаю необъятную бочку. Крестьянин слегка похлопал лошадь по крупу, и она чинно зашагала.

— Будь осторожен, Ёсиока-сан, смотри не упади! — крикнула Марико.

— Придумал же! — Мужчины с завистью и неодобрением смотрели на меня.

Я медленно проехал мимо них.

«Ничего страшного, — успокаивал я себя. — Такая лошадь никогда не понесет и не встанет на дыбы». Натянув узду, я обернулся назад, победно улыбаясь.

Марико, стоявшая на фоне сверкающего серебром озера, ответила мне белозубой улыбкой. Небо было голубое, июньское.

Вдруг лошадь остановилась и стала щипать траву.

Я натянул поводья и несильно шлепнул ее по боку, но лошадь не обращала на меня ни малейшего внимания и продолжала набивать утробу.

— В чем дело, Ёсиока-сан?

— Почему ты остановился? Давай показывай класс!

Все смотрели на меня, и мне стало не по себе, на лбу выступил пот. Я решительно ударил лошадь по крупу, и она, подняв голову, словно хотела сказать: «Ну что ты привязался ко мне?» — лениво побрела дальше.

Я снова обернулся назад и послал Марико победную улыбку.

Но Марико, стоявшая на фоне сверкающего серебром озера, глядела на меня несколько растерянно. Небо было голубое, июньское…

Лошадь опять остановилась. Теперь она отгоняла мух своим длинным хвостом, и те жужжали у моего потного лица.

— Почему ты не заставишь ее бегать, Ёсиока-сан?

— Э… Лошади умные. Они знают, кто на них сидит. Если новичок, так они и ухом не поведут.

«Ну погоди же, гадина, — подумал я. — Погоди, сейчас ты у меня попляшешь».

Я изо всей силы кулаком ударил лошадь по заду. Это подействовало. Лошадь выпрямилась и побежала по зелени луга.

Я снова оглянулся назад и победно улыбнулся Марико.

А Марико, стоявшая на фоне сверкающего серебром озера, удрученно смотрела на меня.

Лошадь снова остановилась. Послышалось журчание падающей на землю струи. Пять… десять, одиннадцать секунд… Мне казалось, что это никогда не кончится.

— Что за дурацкое представление?

— Смотреть тошно!

— Не хватает еще, чтобы…

Лошадь бесстыдно повернулась своим широким задом к женщинам и подняла хвост. В нос мне ударил запах свежего навоза.

Я почувствовал себя так, будто я сам оправился на глазах почтенной публики. Не в силах больше терпеть позор, я сполз с лошади, и глупое животное, получив свободу, устремилось к хозяину.

Женщины, давясь от смеха, старались на меня не смотреть. А мужчины громко хохотали, хлопая меня по плечу.

Марико у озера не было…

И все же этот постыдный случай пошел мне на пользу. До сих пор сослуживцы сторонились меня, теперь же наши отношения стали более дружескими.

За обедом и в автобусе на обратном пути только и разговору было, что обо мне, но Марико всячески старалась защитить меня, и я часто ловил на себе ее сочувственные взгляды.

Чтобы не ехать дорогой, по которой мы прибыли сюда, мы выбрали другой, хотя и более длинный, путь.

Огромное рыжее солнце, висевшее над горизонтом, щедро заливало своими лучами деревню, поле и лес. Окутанный синей полумглой, высился величественный Фудзияма.

— Ты на меня не сердишься? — прижимаясь ко мне, шептала Марико.

— За что?

— За то, что я заставила тебя ездить верхом.

— Ну что ты! Подумаешь! И обезьяна, бывает, с дерева падает.

Я был счастлив.

Остались позади нищие студенческие годы. Постоянный голод, заработки у Кима-сан, его лживые афишки. Прощай, былое! Я — энергичный мужчина, твердо решивший стать головой петуха! Я сделаю карьеру! Во что бы то ни стало сделаю карьеру!

Уже в сумерках среди леса мы увидели несколько деревянных зданий, напоминавших казармы. Вокруг не было ни единого жилого дома.

— Что это такое? Школа? — спросил я у кондукторши.

— Где?

— Вот эти здания, похожие на казармы.

— А-а. Это лепрозорий, больница для прокаженных.

— Для тех, кого наказало небо?

— Для них.

— Скорей закройте окна, чтобы в автобус не залетели микробы!

Все засмеялись. Но некоторые все же бросились к окнам.

Больница для прокаженных! Она одиноко стояла в лесу. Вокруг не было никакого жилья. Под серым вечерним небом поле и здания выглядели печально, на них словно легла тень невыразимой грусти.

— Прокаженных нужно держать на островах и стерилизовать, чтобы у них не было потомства, — сказал я.

— Ты это серьезно? — устало спросила Марико.

— Да, вполне. А разве я не прав?

— Но это жестоко. Неужели тебе не жалко этих людей?

Мы оба смущенно замолчали. Но вот показалась Одемба, и неловкость рассеялась. Какое нам дело до прокаженных? Знать их не хочу. Глупо даже задумываться над тем, стоит ли им сочувствовать.

Марико снова повеселела. Я рассказывал ей анекдоты, она громко смеялась, прикрывая рот рукой.

В Токио мы попрощались. Семейные пошли по домам, а холостяки не торопились расходиться.

— Сейчас бы ванную! Или баньку!

— Правильно! Поехали в турецкую баню! — предложил кто-то, и все ухватились за эту мысль.

— В турецкую баню!

В последнее время в Токио начали строить турецкие бани. Дневную усталость там как рукой снимало, но главное — и это нас привлекало больше всего — там были полуголые массажистки.