Женщина из бедного мира - [22]

Теперь, повстречав его снова, я чувствовала и неприязнь и радость. В душе мне не хотелось его видеть, но с ним было все же приятно говорить и вспоминать старые времена. Он, конечно, не упустил случая опять выразить свои чувства. Хотя я не давала повода, он завел разговор о моем замужестве. Мне казалось, он хочет, чтобы я пожаловалась на свою судьбу, и тогда он мог бы предстать передо мной как «избавитель». Он даже сделал попытку взять меня за руку, чего раньше никогда не позволял себе.

— Нет, нет, — отстранилась я, — я люблю и уважаю своего мужа, не говорите мне о своих чувствах.

Он продолжал с какой-то затаенной усмешкой:

— Я все-таки повторяю — на будущее… Если вы останетесь одна, я — ваш.

— Если что-то такое случится, — возразила я, — нет мне жизни на свете. Я слишком привязана к своему мужу, чтобы жить одной и страдать.

Глаза его стали странно печальными, будто он раскаивался в чем-то.

— Да, теперь я вижу, что был недостоин вас, — произнес он. — Вы необыкновенная, вы моя мечта и принадлежите мне только в мечтах. Я давно должен был бы уступить вас другому.

Бедный парень, мне было жаль его, но я ничего не могла поделать. Я не находила в нем ничего привлекательного и никогда бы не влюбилась в него, я не хотела его.

— Желаю вам всего хорошего, — попыталась я утешить его, — и хочу, чтобы вы забыли про свою «симпатию». Женитесь, на ком хотите, как вам сердце подскажет, и будьте счастливы. Вы же молодой, сильный и здоровый, отчего бы кому-нибудь не полюбить вас? И вы излечитесь…

Он ничего не ответил, лишь попросил, чтобы я писала ему хотя бы раз в месяц. Ему, мол, доставляет большую радость читать мои письма.

— Глупость, — ответила я резко, — о радости тут не может быть и речи. Я принадлежу другому, мы любим друг друга, счастливы, к чему тут третий? Мой муж еще подумает невесть что, зачем же писать? Нет, я не хочу губить свою жизнь.

И он ушел, печальный, какой-то съежившийся, этот смелый и сильный человек.

Теперь я знаю, он любил меня рабски, и я терпела его, потому что это приятно щекотало мое женское самолюбие, его хвалебные слова возбуждали во мне чувство собственного достоинства. Какая женщина не хочет, чтобы ее считали идеалом, драгоценностью, за которую мужчина готов отдать все — жизнь, богатство, положение? Это была рабская любовь, и я относилась к нему, как к рабу. Но при всем этом разве мне не было приятно, что он страдает — страдает из-за меня? И не было ли это жертвой моей женской самовлюбленности? Нечто подобное я уже однажды испытала по отношению к Кусте Убалехту.

Меня снова охватило беспокойство. Я тревожилась за Конрада. Прошла уже неделя, а я не получила от него ни весточки. «Бог знает, что могло с ним случиться, — думала я, — сейчас столько арестов. Он был не совсем здоров, когда мы расстались, у него вообще здоровье не в порядке, — может, он заболел? Боже мой, как ужасна и тяжела жизнь! Не хочу оставаться здесь дольше, нужно сходить в комендатуру и разузнать о пропуске». Элли еще не написала мне и не приехала в город, а мне очень хотелось поговорить с ней. «Может, она даст взаймы немного денег, — размышляла я, — иначе я не смогу вернуться».

Стояла чудесная осенняя погода, правда, холодноватая. В тот день я никуда не собиралась выходить. Но все обернулось по-другому. На квартире у тети жил немецкий офицер, по имени Баггерт. Он выглядел довольно симпатичным старым господином, но в его взгляде было что-то странное, отталкивающее. Я боялась этого взгляда и никогда не смела посмотреть в глаза господину Баггерту. А тут мы вдруг оба остались дома. Тетя разводила кур и все время возилась во дворе. Других жильцов в квартире не было. Я взяла какую-то книгу и пошла на озеро.

Но и там меня не оставили в покое. Едва я пришла, как увидела издали приближающегося Теодора Веэма. «Опять несчастный влюбленный, — подумала я с досадой. — Не пойму, чего эти мужчины преследуют меня? Они нигде не дают мне покою». Теодор Веэм, видимо, предчувствовал, что встретит меня у озера, и взял с собой три рисунка: «Осень», «Женщина» и «Бегство». Он подарил их мне и дал понять, что последняя картина «со смыслом». Я посмотрела на него: в его взгляде был тот же необычный, чуждый блеск, от которого я только что убежала. Я разразилась смехом и разорвала рисунки.

— Если вы ищете легкомысленных женщин, то ошиблись во мне. Я люблю своего мужа и не собираюсь его обманывать.

И ушла, а он остался, сгорбленный, с опущенными глазами. В душе я не хотела ранить его, но в тот день я была не в себе. Я тревожилась за Конрада.

Перед вечером пришла Элли, и я с радостным возгласом кинулась к ней. Мы долго не виделись. У нас обеих «на сердце» скопилось много такого, что женщина может поведать лишь женщине и никогда не откроет мужчине. Если вовремя не поделиться с кем-то своими печалями, они могут испортить настроение женщине, сделать ее нервной, омраченной, недовольной. Вот так и я в одиночестве много «страдала» именно потому, что у меня не было подруги, с которой я могла бы время от времени «отвести душу». Я обвиняла своего мужа и даже не догадывалась, что частенько скучала как раз по женщине — по подруге. Теперь я знаю это и думаю, что все равно уехала бы куда-нибудь на время, если Конраду и не требовалось бы уходить «в подполье». Просто мне нужно было отвлечься, мне было скучно в деревне.