Женщина Габриэля - [89]

….Габриэль знал, что второй мужчина выиграл. Просто не знал, в чём именно.

Глава 22

Виктория прислушивалась к знакомым звукам: ящик открылся, ящик закрылся… Габриэль роется в шкафу.

Яркий блеск серебра, Габриэль подошел к кровати.

Её сердце вновь забилось чаще.

Габриэль наклонился, быстро выпрямился — с длинным резиновым чехольчиком в левой руке и скрученной в узел одеждой — в правой. И отступил в густую тень. Дверь в ванную закрылась за ним.

Пальцы Виктории были липкими. Губы и язык горели.

Она попробовала себя на вкус. Конечно, это было неожиданно, но она не почувствовала отвращения. Она чувствовала, как в её руке постепенно приближался к разрядке Габриэль, как её оргазм пульсировал в его пальцах.

Из-за двери в ванную доносились неотчетливые звуки — брызги падающей в воду воды, решительный слив унитаза. Вода, падающая на мрамор. Недолгий звонкий удар — может, это зубная щетка из слоновой кости задела край мраморной раковины?

Её живот напрягся.

Слушать, как Габриэль приводит себя в порядок, оказалось так подкупающе интимно.

Виктория забралась рукой под покрывало и дотронулась до левого соска.

Он был твёрдым и набухшим. Так же, как и член Габриэля был твердым и набухшим.

Раньше она не знала, что женщину можно довести до оргазма, сжимая ей сосок. Не подозревала, насколько мужское семя липкое, как быстро остывает густая, вязкая жидкость и какая она соленая на вкус.

Не знала, что тело женщины может болеть и все равно быть полным удовлетворения.

Мысли прервал тихий шорох. Габриэль вышел из ванной и бесшумно пересек спальню.

Она заставила себя сжать губы, чтобы не окликнуть его.

Он сказал, что вернётся.

Виктория верила ему.

«Автор тех писем, — подумала она чуть презрительно, — жалкое подобие мужчины».

Из-за двери спальни послышались приглушенные голоса. У Габриэля был посетитель.

Габриэль сказал ей спать дальше. Но Виктория не хотела спать.

Она хотела еще Габриэля.

Виктория откинула покрывала с кровати. Простыни пахли потом — Габриэля, её, их общим.

Жёсткий деревянный пол был холодным и бодрящим.

Габриэль мог умереть.

Она могла умереть.

Виктория вошла в ванную. И вспомнила, как выглядело сквозь пар возбуждение Габриэля.

Виктория встала в медный душ. И вспомнила, как Габриэль использовал душ для печени.

На губах появилась усмешка. У каждой домохозяйки должен быть совмещенный с ванной душ.

Мысли тут же вернулись к Габриэлю.

Он завтракал?

Она проворно повернула кран. Между ним и членом Габриэля не было никакого сходства. Габриэль, в отличие от медного крана, чувствовал и боль, и удовольствие.

Он мог отвергнуть прикосновение, но не сделал этого, когда она схватила его за волосы, чтобы подтянуть ближе. Не отверг её прикосновений, когда она размазала сперму по его мягким, как лепестки цветов, губам. И попробовала его на вкус.

Он позволил ей разделить вкус его удовольствия.

Габриэль повесил влажное полотенце. Виктория вытерлась им насухо.

Он прополоскал мочалку, которой мыл её прошлой ночью, и повесил сохнуть рядом с поношенными шелковыми панталонами.

«Нет таких сексуальных актов, в которых я бы не участвовал прежде, нет такого сексуального действия, которого я бы не выполнил, чтобы доставить тебе удовольствие».

Она не сказала Габриэлю, что не хочет другого мужчину.

Она не успела ему сказать …так много всего.

Расческа всё ещё была в спальне. Виктория торопливо почистила зубы.

Щелчок деревянного выключателя превратил темноту в освещенную комнату.

Она увидела медные перекладины кровати, которые Габриэль заставил её обхватить. Он накрыл её пальцы своими и не отпускал, пока кровать под ними раскачивалась и дрожала.

Дрова, которые Габриэль подкинул в камин прошлым вечером, превратились в горку черно-серой золы.

Шло время.

Виктория порылась в аккуратно сложенных коробках, стоящих около комода Габриэля, и нашла шелковые панталоны. Пару маленьких домашних туфелек с пряжками. Корсет — завязки были вшиты спереди и сзади. Шелковые чулки, нижние юбки, сорочку, — хотя в ней не было необходимости: корсет был без китового уса, и защитный слой не требовался. Она положила сорочку обратно и достала золотисто-коричневое платье из картонной коробки с розовым лепестком. Все это время она прислушивалась, но голоса Габриэля так и не услыхала. Даже не открывая дверь в спальню, Виктория знала, что его нет в кабинете.

Лиф платья из рубчатого шелка застегивался на маленькие петельки. Шерстяные платья Виктории были простыми и застегивались на обыкновенные пуговицы. Пальцы болезненно долго справлялись с непривычными застежками. Она безжалостно расчесала волосы.

Чулки… Чулки… Куда она положила чулки?

Коричневый шелк мерцал на спинке кресла из атласного дерева.

Пристегнуть чулки к нижней части корсета оказалось куда труднее, чем их найти. Эластичные крепежи были недостаточно гибкими. Или, возможно, чулки были недостаточно длинными.

Виктория представила, как Габриэль выбирает корсет, чулки, канифасовый турнюр… Защелки подвязок застегнулись на верху чулок.

Лайковые туфельки, цвет которых должен был подчеркнуть винно-красную гамму наряда, сидели на ней, как перчатки. Она с трудом заставила себя не думать о том, сколько может стоить подобная роскошь.