Выжидали долго. Затем снова пустились в путь. Старик служил проводником.
Наконец голос вдали крикнул:
— Кто идет?
Другой, более близкий голос сказал пароль.
Пришлось снова ждать, так как завязались переговоры. Снег перестал идти. Холодный ветер гнал тучи, и над ними, высоко вверху, сверкали бесчисленные звезды. Потом они померкли, и небо на востоке заалело.
Штабной офицер явился принять отряд. Когда он спросил, кого несут на носилках, на них что-то зашевелилось, две маленькие ручки раздвинули грубые синие шинели, и появилось нежное лицо, розовое, как заря. Глаза блестели ярче только что погасших звезд, улыбка была лучезарней зародившегося дня. Звонкий голосок произнес:
— Это я, сударь.
Солдаты, вне себя от радости, захлопали в ладоши и торжественно отнесли молодую девушку в самую середину лагеря, где разбирали ружья. Вскоре появился генерал Каррель. В девять часов пруссаки атаковали. К полудню им пришлось отступить.
Вечером, когда лейтенант Ларе, разбитый усталостью, дремал на вязанке соломы, за ним прислали от генерала. Лейтенант нашел его в палатке: генерал разговаривал с тем самым стариком, которого они встретили ночью. Лишь только лейтенант вошел, генерал взял его за руку и сказал, обращаясь к своему собеседнику:
— Дорогой граф, вот молодой человек, о котором вы мне только что говорили; это один из лучших моих офицеров.
Он улыбнулся и, понизив голос, добавил:
— Самый лучший.
Затем, обернувшись к ошеломленному лейтенанту, генерал представил ему графа де Ронфи-Кедиссака.
Старик взял его за обе руки.
— Дорогой лейтенант, — сказал он, — вы спасли жизнь моей дочери, и у меня только одно средство отблагодарить вас... Приезжайте к нам через несколько месяцев... если она вам понравилась...
Ровно через год, день в день, в церкви св. Фомы Аквинского капитан Ларе обвенчался с мадмуазель Луизой-Гортензией-Женевьевой де Ронфи-Кедиссак.
Она принесла ему шестьсот тысяч франков приданого и была, говорят, самой красивой из всех невест, венчавшихся в том году.
