Женись на мне снова - [13]

Он пожал плечами при упоминании о старшей сестре, разведенной и бездетной.

— Изредка она заглядывает на виллу Волья, — добавил он, — но в основном делит время между Римом, Сан-Ремо и Парижем, не говоря уже о любимых морских курортах.

Лауре обширное фойе палаццо Росси показалось холодным и слишком официальным. Пугающее изобилие мрамора, зеркал и позолоты слегка оживляли немногие портреты, через приоткрытую дверь просматривался обтянутый желтым шелком салон.

Пока они поднимались на третий этаж в маленьком, похожем на птичью клетку, лифте, позволившем мельком взглянуть на роскошный холл второго этажа, Лаура ломала голову над нежеланием Энцо упомянуть о Стефано, единственном оставшемся у него брате. «Вернее, брате наполовину», — поправила она себя.

Она не могла не размышлять о том, чем было вызвано это нежелание: неприязнью, снисходительностью или жалостью, как у Ги. «Было ли презрительное отношение к нему братьев вызвано тем, что мать Стефано, любовница Умберто, происходила из туринских трущоб? В довершение своего злополучия он был от рождения колченогим, что усиливало неприязнь братьев».

Как ни сильно любила Лаура мужа, она никогда не одобряла его отношения к Стефано — ведь ни родителей, ни внешность он себе не выбирал. Она всегда ощущала нечто вроде симпатии к этому отщепенцу. В отличие от скучноватой помпезности нижних этажей палаццо Росси, апартаменты Энцо были прелестны и не раздражали ее художественный вкус. Несмотря на яркую обивку мебели и стен, гостиная, застеленная ковром ручной работы палевого цвета, с вытканными по нему рисунками трав, не выглядела кричащей. Складная скамеечка для ног была покрыта шерстяным гобеленом, с рисунком, делающим его похожим на шкуру зебры. На зубчатых карнизах вдоль высоких продолговатых окон, выходящих на улицу, висели портьеры из тяжелого бархата цвета топаза. Она подозревала, что книжный шкаф орехового дерева, инкрустированный флорентийской антикварной мозаикой, — поистине бесценен.

Но именно коллекция произведений искусства, собранная Энцо, позволила ей судить о вкусе этого человека и в полной мере явила богатство, от какого отрекся Ги, чтобы доказать свою независимость. Над раскладным диваном в художественном беспорядке красовались гуашь Дюбюффе, яркая абстракция Фрэнка Стеллы и несколько литографий Пикассо. В одном углу на подставке орехового дерева выполненная в бронзе Генри Муром скульптура демонстрировала физическую мощь рельефно отлитых мускулов. В другом — три деревянных, потускневших и пострадавших от времени, изваяния святых, похищенных, как она предполагала, из какой-нибудь развалившейся церкви, были расставлены таким образом, что казалось, будто они разговаривают друг с другом.

— Энцо, твоя коллекция произведений искусства… ё magnifico! — воскликнула она, незаметно для себя завершив фразу на его родном языке.

Он не замедлил отметить это обстоятельство. «Словно она родом из этих мест, — мелькнуло у него в голове. — Словно эта комната предназначена для нее и только ждала ее одобрения».

Моментом позже он себя одернул. «Нет, не для нее, она вдова погибшего брата и долго в Италии не останется. Если эти аргументы для тебя не убедительны, — внушал себе Энцо, — найди другие. Ты же не желаешь портить сон и настроение из-за этой женщины?»

— Рад, что тебе понравилось, — ответил он, грустно улыбнувшись. — Пошли, я покажу вам одну из комнат, предназначенных для гостей, там вы с Паоло сможете принять ванну и переодеться.

После душа они надели: Паоло — шорты и футболку, Лаура — мягкий розовый свитер и шелковую с рисунком юбку — набор из предыдущей коллекции «Новинок Росси», и Энцо отвел их поесть в одно из своих любимых кафе на площади Сан-Карло.

— Это кафе — одно из старейших в городе, самое традиционное, — пояснил он, когда официант указал на столик у окна, со скатертью, украшенной кружевной отделкой по краям. Отсюда открывался вид на уютную старинную площадь, окруженную магазинами с портиками и ресторанами, побеленными в светлые тона. Обращало на себя внимание множество окон с серыми ставнями.

По словам Энцо, клиентуру кафе — он указал глазами на трех величавого вида женщин, занятых едой и разговором, и на одетых по-местному пожилых мужчин, читающих газеты за чашкой чая и пирожными, — в основном составляют «старые» туринцы, зажиточные, самодовольные и добродушные.

— Турин похож на двуликого Януса, — говорил Энцо. — Второй по богатству город в Италии стал колыбелью рабочего движения и «красных бригад». Многие рабочие автомобильных заводов живут в настоящих трущобах. Нам придется проехать через рабочий квартал, и ты сама убедишься в этом. Как производители исключительно дорогих спортивных и гоночных машин, мы платим своим рабочим зарплату выше средней. Но дело не только в нас.

После того как они покончили с салатом из зелени и трюфелями, а Паоло — со сливками в шоколаде, Энцо повез их на завод Росси. «По сравнению с «Фиатом» это относительно небольшое предприятие», объяснил он Лауре. Они как раз въехали в рабочий район, действительно производивший жалкое впечатление. Дальше начиналась территория завода.