Жених для васконки - [24]

Мне было просто стыдно за свои глупые мысли, которые просто невозможно контролировать! Как тут заставишь себя не думать? Это как задерживать дыхание. Потом все равно же выдохнешь и судорожно начнешь хватать воздух ртом, словно рыба. Старайся тут не старайся.

Вот и сейчас, вцепившись рукой в холодный амулет, выданный мне месье де Грамоном, я представляла, что иду на казнь. Почему-то в образе той самой рыбы, которая пыталась не дышать. И сопровождала меня акула. Большая такая… больше меня, маленькой глупой рыбки. Акула тыкала в мой бок огромным трезубцем, зажатым в плавниках, и подгоняла все более раздраженно. Меня вели на съедение целому десятку таких же акул, но только поменьше. Думаю, правда, меня им хватит на зубок: один укус и кончилась маленькая васконка.

Месье Оливье остановился, словно вспомнил что-то важное (например, что позабыл немного острого соуса, чтобы акулятам было вкуснее мной отужинать), и сделал это так резко, что я, и сама задумавшись, не успела затормозить, отчего врезалась в спину мага.

Мужчина обернулся, удивленно посмотрев на меня.

— Что-то не так, месье? — Робко поинтересовалась, прижимая ладошкой кругляш амулета поближе к телу.

— Нет, мадемуазель, — медленно проговорил месье, задумчиво меня разглядывая, но тут же, встрепенувшись, отвернулся и продолжил путь. — Аккуратно, мадемуазель Эвон, тут ступенька.

Наверное, месье Оливье читал мои мысли про «казнь»! «Цепной пес» предупреждал, что амулет некоторое время будет настраиваться на меня. «Умный артефакт» научится со временем скрывать мои эмоции, хоть и не сразу.

Щекам мигом стало жарко. Как же глупо я выгляжу в глазах учителя!

Как там говорил месье де Грамон? Вроде бы… надо успокоиться, да?

«— Вы же понимаете, мадемуазель, что ваше разоблачение шпионами Спании, станет и завершением фарса с невестой дофина? Что личность мадемуазель Армель перестанет быть секретом. Как думаете, чем это может грозить?

— Чем? — едва слышно спросила, втягивая голову в плечи.

— Следующей жертвой спанцев станет ваша подруга. Вы готовы пожертвовать маркизой?

Я замотала головой. Я?! Маркизой?

— А Лу? Лу ведь тоже в опасности!

— Вы переживаете и за эту девушку? У вас большое сердце, мадемуазель Эвон. Но за мадемуазель Луизой присматривают, — покачал головой менталист, отпивая из бокала вино.

— И между тем Лу пострадала! — заметила я.

— Это мой недочет. Будьте уверены, я исправлюсь. А ваше дело… не думать о том бое, о мадемуазель Армель… о спанских шпионах в «Гнезде» и прочем потенциально опасном.

— Если бы это было так просто! — воскликнула, сжимая руки в замок. Мои глаза против воли увлажнились, и я почувствовала что еще чуть-чуть и расплачусь.

— Влюбитесь, мадемуазель Эвон, — усмехнулся месье де Грамон. — пусть ваши мысли занимает только любимый.

— Ах, если бы это было так просто! — повторила я, но на этот раз в моем голосе наверняка звучало возмущение, — надо же выбрать хорошую кандидатуру, понаблюдать за поведением мужчины: достойно ли оно?! И потом…

Месье де Грамон возмутительнейшим образом захохотал, словно я сказала что-то смешное! Я почти видела как мужчина запрокидывает голову, как закрывает глаза… как тогда, во время собеседования у менталистов.

— Вы просто чудо, мадемуазель Эвон.

— Разве я не права?

— Безусловно, мадемуазель… и что, неужели в столичной академии нет ни одной достойной кандидатуры?

Я неопределенно дернула плечиком. Несколько последних дней я только и делала, что оглядывалась по сторонам, в поисках «того самого», но что-то…

— Если хотите, мадемуазель, — вкрадчиво начал менталист, поставив бокал на стол, — можете влюбиться в меня.

— В вас? — удивилась я.

Менталист отошел дальше к окну, куда почти не доставали отблески камина, отчего его фигура полностью погрузилась во тьму.

Я представила, как передаю месье де Грамону записочки вместе с тем самым боевым попугаем, а потом жду ответов. Или, может, «старик» умеет передавать мысли сквозь расстояние, и я тайком убегаю в сад, чтобы одеть на голову специальный «приемник» посланий от «Цепного пса» — корону в виде огромной ракушки. Я, конечно, смотрелась бы нелепо в таком уборе, но какое чудо слышать мысли «любимого»! Но о чем мы можем говорить с месье Грамоном, я пока не придумала. Не о Персефоресте же! Я даже представить не могу, что читало поколение менталиста.

Мужчина рассмеялся.

— Представьте что-то спокойное мадемуазель. Например, степь. Помните ковыль, которую вы создали на испытании? Это успокоит вашу фантазию и утихомирит ваши чувства, которые вы так щедро выплескиваете на окружающих.»

Надо погасить шторм эмоций, а то месье Оливье слишком уж часто оборачивается на меня. Медленно втянула сквозь приоткрытые губы воздух, запрокидывая голову. Я река… я бескрайняя гладь воды. Такой, что глянь — не увидишь дальнего берега. Даже если приставишь руку козырьком, впереди только поблескивает граница, где волны «целуют» небо. Я — море! Да-да, я море!

Я так замечталась, что едва не оступилась на той самой ступеньке, о которой говорил месье Оливье. Куда мы идем? Я думала занятия проходят в дальнем восточном крыле. А тут, в западном, так пыльно, что закрадывалась мысль, что здесь никто не ходит, либо, что пыль магическая и как только «гости» минуют очередной поворот, разом оседает на прежние места, создавая впечатление заброшенности коридоров.