Женечка, Женька и Евгеша - [3]

Мы все от неожиданности остолбенели. Влетел дежурный по части, который сидел за стенкой: «Кто стрелял?» Стрелявший сразу после выстрела, видимо, от неожиданности выбросил пистолет на пол. Скорее всего, он нажал на спуск, не ожидая выстрела, поэтому испугался. А дежурный, увидев пистолет на полу, понял, что не узнает, кто стрелял.

Это ладно. А вот наш славный командир отделения спрятался за печку. Его как бы не было и он ничего не знает и не видел ни гранаты, ни пистолета. А ведь он должен был не допустить выстрела. И дальнейшего, что произошло. Иначе, на кой чёрт они, командиры? Орать всякий может, у кого глотка лужёная, даже если она визгливая, как у нашего сержанта.

Сержант продолжал стоять за печкой, о нём никто не вспоминал. Тем более что в наступившей тишине послышалось: «Ребята, а что с ней теперь делать?» Толя Кузя держал гранату, как «змею двухметроворостую». Он, оказывается, снял кольцо и хрен его знает, где оно, а фиговину сбоку сдвинул и она не идёт назад. Так что теперь с гранатой делать, она же, наверно, на взводе. Теперешнего «ты её не боись, она ручная» ещё не знали и потому посоветовали Толику выбросить её после дембеля куда-нибудь.

Дежурный скомандовал: «Тихо! Всем слушать меня! Справа по одному, в коридор за поворот бегом! Ты, - показал пальцем на Уразназарова, стоявшего рядом, - остаёшься со мной и по команде выбегаешь. Ты, - показал пальцем на Ваню, - приносишь от старшины шпагат метра три-четыре. Исполнять, бегом!»

Ну, мы бегом в коридор. И почти сразу – громкий крик дежурного: «А ты, сержант, что за печкой делаешь, в штаны наклал, мать-мать-мать! Вон отсюда!» Выскочил Калиев, проскочил мимо нас. Дуйсенбай торжественно произнёс: «И с его широких плеч молнией соскочили лычки!»

Гранату обвязали шпагатом, с трудом вытащили из одубевшей Толикиной «клешни», выскочил Толик, за ним, чуть погодя, Уразназаров. Дежурный сунул гранату в печку и тоже выскочил.

Граната взрываться не желала. А чего ей, пролежала в тёплом месте лет сорок, пригрелась. Дежурный дёргал шпагат, шевеля гранату, она же - никак на это. Шпагат оторвался. Ну, всё, кранты!

И вдруг она кааак жахнет! Пол в коридоре дёрнулся, полезла пыль, офицеры забегали. Мы вошли в помещение. Ни тебе печки, ни тебе стёкол в окнах. Пылища, запах какой то незнакомый.

Примчалось полковое начальство. Но вот интересно, «Маузера» с патронами так и не нашли. Перелопатили всё подряд, нашли гильзу, нашли пулю, пробившую доску пола, а пистолет пропал. Навсегда. (Почти навсегда. То есть, почти через тридцать лет, в Сибири, мне его показал мой бывший сослуживец. Он и сам объяснить не смог, зачем спрятал. Мол, так захотелось заиметь такую штуку, страшное дело. Потом понемногу расхотелось, а – как, сдаться? Ну и увёз домой. Так и лежит. Иногда разбирает, чистит, но ни разу не стрелял. Хочешь? Да а на кой, мне что, двадцать лет с небольшим, как тогда? За три года так настрелялся, что до сих пор достаточно. Покрутил в руках, сказал «Бах!»)

2

В тот самый день наш командир отделения заступил в наряд по роте, и когда после отбоя приказал погасить верхний свет и включить дежурный, Дуйсенбай громко и отчётливо произнёс: «Собака – друг человека, сказал солдат, обнимая Калиева.» Тот заорал: «Это кто говорит?» Буквально вся рота хором: «Все говорят!» И - хохот!

Сержант завизжал: «Рота, подъём! Рота, строиться в шинелях у подъезда! Быыстраа! Бегооомм!» И погнал нас бегом вокруг плаца, а сам стоял посреди. Пробежали мы первый круг, второй, пошли на третий. Вспомнили некоторые положения Строевого Устава. Как-то одновременно вспомнили – и стали притормаживать. Не имеет он права нас шпынять, к тому же присяги не принимали.

Калиев завизжал, чуть ногами не затопал, и на его крики выскочил дежурный по батальону, наш помкомвзвода. Чуть позже – дежурный по части. Нас вернули в казарму.

Утром нам представили нового командира отделения – младшего сержанта Розова Евгения, которого за постоянную улыбку и душевность Женька с Евгешей советовали называть Женечкой. Так мы его и звали. А куда подевался Калиев – а кто его знает. Козёл он, вот и всё.

Мы, что естественно, решили нашего нового командира разозлить и посмотреть, будет ли он тогда улыбаться. Он всё равно улыбался, только улыбка была такой неприятной, что было решено Розова до такого состояния впредь не доводить. Женька ему сразу сказал, что мы просим прощения, потому что просто хотели посмотреть. Он как-то странно дёрнул головой и через мгновенье заулыбался по-прежнему.

Где-то через год, если не ошибаюсь, прочел нам лекцию о героической истории города местный историк тире краевед. Город оказался древним и вполне героическим, это правда. Так вот, по словам краеведа, в двадцатые годы в этой самой казарме прятался среди добровольных борцов с бандитизмом какой-то белогвардеец, что ли. Думал, не найдут. Очень опасный человек. Его обнаружили, но не поймали, успел сбежать. Но наши органы не дремлют, и уже в наше время, они буквально недавно нашли спрятанный этим бандитом тайник с оружием, патронами, гранатами и прочим. «И вот как думаете, товарищи танкисты, где этот негодяй прятал оружие? В печке! В старой голландской печке. Вот!» Мы на мгновенье остро почувствовали свою причастность к нашим славным недремлющим органам.