Женечка, Женька и Евгеша - [22]
Пикировку прекратил помкомвзвода, а предложение Гиви именовать Дуйсенбая Дусей стало известно в роте. Дуйсенбай сначала злился, но потом понял, что этим только раззадоривает ребят. Дусей его всё-таки называли изредка.
За отличную стрельбу Батя наградил Евгешу двумя внеочередными увольнениями. Дело было в воскресенье, нам объявили выходной и рота пошла в кино, смотреть очередной раз Анку-пулемётчицу, а Евгеша не пошёл, надеясь пойти в увольнение. (За три года службы мне «повезло» посмотреть «Чапаев» то ли тридцать семь, то ли тридцать восемь раз.) Старшина в увольнение не пустил: «Командир батальона разрешил, а я не пускаю. Не считаю нужным. Отлично стрелять должон кажный, так что, всех в увольнение? Нет, и всё!»
Болтаться без дела солдат не может и не должен, а занятие всегда найдётся и в выходной. Чтобы старшина не придумал Евгеше занятие типа чистки оружия, натирания дверных ручек асидолом, мытья лестницы или ещё какой-либо ерунды, он уселся в ленкомнате писать письмо домой. Хотя, конечно, весь день писать письмо не получится в любом случае.
Старшина тихонько подошёл сзади и заглянул через плечо: чем это Афанасьев занимается? Евгеша это заметил и продолжал писать: «Вот, мама, скотина старшина роты не пустил меня в увольнение, хотя сам командир батальона разрешил за отличную стрельбу. И сейчас я пишу тебе письмо, а этот козёл позорный стоит сзади и читает, гадюка ядовитая, что я тебе пишу. Поэтому письмо заканчиваю, чтобы этот урод не читал. Я тебя очень люблю, скучаю по тебе. До свиданья, моя дорогая мамочка. Твой сын Евгеша.» Сложил письмо, вложил в конверт, написал на нём адрес и отнёс на тумбочку около дневального.
На вечерней поверке старшина разразился довольно длинной речью о том, что вот некоторые солдаты не уважают своих командиров и начальников, считают их скотинами, ядовитыми змеюкамии и всякими разными нехорошими животинами. И в письмах домой матерям называют их такими ругательными словами. А ихние матеря потом думают, что находятся сыновья в ужасных местах, а не учатся Родину защищать от внешних капиталистических врагов. И так далее, и так далее. Мы слушали и не понимали, с чего это его разобрало. Утром Евгеша рассказал, как он писал письмо. Было очень весело.
6
Евгеша стрелял очень хорошо, лучше всех нас. И «дострелялся», хотя Кузя его предупреждал: «Смотри, Евгеша, как бы тебе хуже не было от твоего снайперства. А то всегда лучше всех, лучше всех, а так нельзя. Достреляешься.»
И Евгеша «дострелялся». Как раз перед Первым Мая произвели Евгешу в ефрейторы. Ротный поздравил, вручил ему пару чёрных погон с одной узкой лычкой: мол, лучшему наводчику батальона и всякие тра-ля-ля с пожеланием дальнейших успехов в воинском деле. А потом все мы бросились «поздравлять».
Дело-то в том, что ефрейтор – штатное звание наводчика и мы воспринимаем как намёк. Потому что после выпуска пишут в характеристике: командиром экипажа быть может (не может). Кроме того, оттого, что старшина постоянно долдонил, что ефрейтор – отличный солдат. А мы воспринимали, как ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Скорее всего, в пику старшине.
Кузя спросил: «Ну что, дура-баба, добился своего?» Евгеша через пару дней рванул в самоволку, купил чекушку, выпил глоток, прополоскал рот водкой и вернулся. При виде старшины он принялся излишне громко разговаривать. Старшина подошёл ближе, Евгеша заулыбался, встал «смирно» и доложил: «Товарищ старшина, ефрейтор Афанасьев из самоволки прибыл, замечаний не имел. Ура!» Старшина обалдело велел: «Дыхни!»
Евгешу лишили ефрейторского звания, Женька сказал: «Блестяще, Евгеша! Гигант! Я горжусь, что служу рядом с тобой.» И получил кулаком в бок.
Да, за несколько дней до праздника нас отправили на разгрузку вагонов с углём. Нашему взводу и хозвзводу по вагону. Я работал у крайнего люка нашего вагона, рядом махал лопатой парень из хозвзвода. Перекуры были общими, на одном из них этот парень спросил: «Слушай, а какого числа Первое Мая?» Даже не сообразив, что именно он спрашивает, механически ляпнул: «Не помню точно, но то ли пятого числа, то ли четвёртого.» И только после этого сообразил, о чём он спрашивал и что я ему ответил. Слово - не воробей, известное дело. Кто-то этот разговор услышал и рассказал ребятам. И пошло, и дошло до Медного Лба. А тот раздул. Прочёл мне мораль в присутствии ротного, что, мол, Святое Понятие Великого Праздника Трудящего Народа Всего Мира пытался превратить в хиханьки да хаханьки, а ещё секретарь комсомольской организации. Вот, думаю, сняли бы меня с этой должности, а то ведь Медный Лоб вполне может довести меня и съезжу ему по роже, а это трибунал. Даже у КП перекашивало лицо при виде Медного лба.
Разжалование Евгеши и лекция Медного лба произошли в один день, поэтому ротный нам обоим сказал: «Вы оба у меня «на карандаше», запомните.»
Ещё с осени нас стали готовить к первому марш-броску. Учили правильно наматывать портянки, мол, на марш-броске «останешься без ног». Натрёшь ноги –попадешь на «губу», натёртые ноги – сознательное членовредительство с соответствующим наказанием.
Казарма ещё дореволюционная, мыли стены перед побелкой и обнаружили, как мы это назвали, «лозунгование»: «Русскому солдату пройти двадцать вёрст - удовольствие…» и так далее вплоть до последнего «лозунга»: «Сто двадцать вёрст в день пройти невозможно, но русский солдат пройдёт.» И подпись: «генерал Скобелев». А вам, мол, для начала только тридцать километров, и только аж потооом восемьдесят, не сто двадцать. Только после того, как насобачитесь. Потому что богатыри – не вы. Женечка «обрадовал»: после хорошего марш-броска снимаешь гимнастёрку – воротник отрывается, перепрел. Портянки выбрасывать приходится - тоже перепрели. Помковзвода предупреждал: курево надо носить в кармане гимнастёрки, потому что пот разъедает табак и на коже появляются язвы. Швы карманов самым тщательным образом очистить, потому что пот будет стекать по ногам. Спичечный коробок, оставленный в кармане, сотрёт кожу до мяса. Лучше всего несколько спичек и несколько сигарет с кусочком тёрки от коробка сунуть в заведомо сухое место. Тем более что не до курева будет. А старшина, тот вообще задвинул: а лучше всего вообще не курить! Такие вот радости.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.