Жена тигра - [26]

Он отнесся к моим действиям с явным интересом и мгновенно ответил на вопрос:

— Конечно помню. Меня зовут Гаво. — Терпеливо выждав, когда я пощупаю ему лоб и посчитаю пульс, он снова попросил воды: — Извините, но мне правда очень хочется пить.

Через полминуты Доминик пришел в себя и рысью понесся через всю деревню к колодцу.

Когда он пробегал мимо Марека, тот крикнул ему вслед:

— Вот видите, я же вам говорил!

Тем временем я открыл свой саквояж, вытащил оттуда все необходимое и принялся выслушивать сердце Гаво, которое билось ровно и спокойно внутри худощавой грудной клетки. Он спросил, кто я такой. Я сказал, что перед ним доктор Леандро из такого-то батальона и пусть он совершенно не волнуется. Вскоре примчался Доминик с водой, и этот Гаво сразу припал к ведру. Лишь когда он склонился над ним, я заметил на подушке, где лежала голова «покойника», несколько капель крови. Недоуменно переглянувшись, мы с Домиником тут же стали осматривать голову Гаво. Представь, обе пули действительно сидели у него в затылке, просвечивая сквозь волосы, точно два металлических глаза! Перед нами встал вопрос: стоит ли рискнуть и перевезти его отсюда в наш полевой госпиталь или лучше удалить эти пули прямо здесь, на месте? Кроме того, мы не были уверены, стоит ли их вообще удалять, как и в том, не вытечет ли сквозь пулевые отверстия мозг, точно яйцо, сваренное всмятку. В этой деревне, в конце концов, состоялись его похороны, и теперь мы прямо-таки обязаны были допросить всех жителей в связи с совершенным убийством, иначе сами оказались бы к нему причастны, и тогда вся эта история могла для всех закончиться весьма печально.

Я спросил у этого Гаво:

— Как вы теперь себя чувствуете?

Между прочим, он выпил целое ведро воды, поставил пустое себе на колени и весело на меня посмотрел! Я бы сказал, что Гаво выглядел и впрямь неожиданно посвежевшим.

— Теперь мне гораздо лучше, большое спасибо, — сказал он мне, посмотрел на Доминика и от души поблагодарил его по-венгерски за принесенную воду, а также за мастерское владение фомкой.

Я весьма осторожно произнес следующую фразу:

— Видите ли, в вас стреляли, вам два раза пальнули в голову. Пожалуй, нам с вами лучше поехать в больницу, а там уж мы решим, как вас лучше лечить.

Но мои слова почему-то развеселили Гаво, который улыбнулся и заявил:

— Нет, спасибо. Мне давно уже пора в путь.

Он оперся о стенки гроба обеими руками и с легкостью выпрыгнул из него. Просто взял да и выскочил! Пыль так и посыпалась с этого типа, даже в воздухе повисло небольшое облачко, медленно оседавшее на пол. Он преспокойно стоял и рассматривал убранство церкви и витражи на окнах, сквозь которые дневной свет просачивался внутрь, как через толщу морской воды.

Я ринулся к нему, попытался снова уложить в гроб и сказал:

— Прошу вас, ложитесь и, пожалуйста, больше так не делайте, у вас ведь очень серьезное ранение.

— Не такое уж и серьезное, — с улыбкой возразил он и принялся ощупывать пули у себя в затылке и крутить их прямо пальцами.

Все это время Гаво улыбался мне с безмятежностью коровы! Я с ужасом представлял себе, как он пальцами ухватывает эти пули и выкручивает их из кости, и едва сдерживался, чтобы не схватить его за руку и не остановить. Мне казалось, что глаза Гаво вот-вот тоже возьмут и вывалятся из глазниц, их вытолкнет наружу потревоженный мозг. Никакие глаза у него, естественно, никуда не вывалились, но я все равно легко мог себе это представить.

Он словно прочитал мои мысли и сказал мне:

— Я понимаю, доктор, для вас это, наверное, зрелище пугающее, но уверяю, со мной подобные вещи происходят далеко не впервые.

— Как это — не впервые? — пролепетал я.

— Однажды мне пуля прямо в глаз попала, — сказал он. — Это случилось во время битвы при Пловотье.

— В прошлом году? — спросил я, зная, что стычка в Пловотье носила чисто политический характер, тогда там погибли всего несколько человек.

Еще мне казалось, что насчет попадания в глаз он ошибается — оба глаза у него были совершенно целы.

— Нет-нет-нет, — пояснил Гаво. — Это еще во время войны.

То сражение при Пловотье — во время войны — имело место лет пятнадцать назад, но в этом ничего невозможного не было. А вот то, что у него остались целы оба глаза…

«Ладно, — решил я. — Придется попросту не обращать внимания на все эти странные речи. Наверное, те две пули все-таки безнадежно повредили ему мозги, хоть и не убили его».

Я сказал, что прекрасно понимаю, какую страшную боль он сейчас испытывает, как ему, должно быть, трудно понять то, что с ним произошло, и смириться с этим. Но он снова улыбнулся, глядя на меня, да так ласково, что я невольно умолк и тоже уставился на него. Я подумал, что он, видимо, не чувствует боли вследствие повреждения головного мозга или же это просто шок. Гаво мог потерять слишком много крови, а вместе с ней и чувствительность. Достаточно было того, что он смотрел на нас с глубочайшим спокойствием и улыбался. Доминик в итоге не выдержал и шепотом задал ему по-венгерски какой-то вопрос. Даже я понял, что он спросил, не является ли Гаво вампиром. В ответ тот весело рассмеялся, впрочем, отнюдь не издевательски, а, напротив, вежливо и довольно приятно. Но Доминик выглядел так, словно вот-вот расплачется, и Гаво его пожалел.