Жена султана - [88]

Он бросает мне что-то. Книгу. Я открываю обложку. На первом листе значится: «Алькоран Магомета, Переведен с Арабского на Французский. Сьером Дю Риером, господином Малезера, Послом Короля Франции в Александрии. И только что Англизированный к удовольствию любого, кто желает ознакомиться с Турецким пустословием. Отпечатано в Лондоне, Anno Dom. 1649».

Турецким пустословием? Хорошо, что Исмаил не читает по-английски…

Он прерывает мои размышления.

— Хочу, чтобы ты нашел того, кто напечатал это непотребство. Слышишь?

Я киваю в замешательстве.

— Конечно, господин.

— Обыщи Лондон, и когда найдешь его, убей и привези мне его голову.

— Убить?

Я потрясенно откидываю голову.

— Я… Я не убийца, господин…

Он холодно на меня смотрит, склонив голову набок.

— Неужели, Нус-Нус?

Я чувствую, как у меня от его взгляда начинают дрожать колени. Придумай, как отказаться, бога ради, говорю я себе, но слов нет.

— Как может правоверный позволить неверному так осквернить священную книгу? Единственный язык, на котором можно читать Коран, — это арабский, язык, на котором Аллах диктовал последнее откровение. Перевод — насмешка, зверство, святотатство!

— Конечно, повелитель, я понимаю.

Он вздыхает и печально качает головой:

— Ты не можешь понять — ты не из нашего народа. Хотя в этом и нет твоей вины.

Он забирает у меня книгу.

— Иди с миром, Нус-Нус. Я не буду просить тебя пойти против твоей природы.

Мгновение я стою, не веря тому, что услышал. Должно быть, кто-то его заколдовал, раз он сделался таким душевным.

Пятый день второй недели, Шавваль.

Лалла Зидана, урожденная Аиша Мбарака из Гвинеи, императрица Марокко, Старшая жена Его Величества султана Мулая Исмаила.

На следующий день на рассвете в дверь моей комнаты стучат. Я открываю и вижу на пороге малышку Мамасс. Она молча вынимает из рукава матерчатый сверток и протягивает его мне.

— Госпожа сделала кое-что, чтобы ты взял это с собой в посольство.

— Вижу, вести разлетаются быстро.

Она широко улыбается.

— Мы тобой так гордимся.

Я смотрю на то, что она мне вручила. Похоже, это вышитый свиток, но когда я пытаюсь его развернуть, выясняется, что он зашит.

— Его должен увидеть только английский король — это подарок от Белой Лебеди.

Я улыбаюсь:

— Очень сомневаюсь, что мое положение позволит лично вручить ему подарок, Мамасс, но скажи хозяйке, что я изо всех сил постараюсь исполнить ее желание.

Когда через несколько дней я прихожу к бен Хаду, мне приходится миновать толпу просителей у его покоев, а внутри я застаю Медника за решением спора купцов — весьма жаркого спора, судя по всему. Украден груз очень дорогого французского мыла. Пострадавший купец, потерявший товар, размахивает грамотой, которая подтверждает, что товар был отправлен из Марселя в прошлом месяце и разгружен в Сале.

— Там гнездо гадюк и мошенников! — кричит он, ударяя себя в грудь. — А у этого… этого… вора, — он указывает обвиняющим жестом на другого купца, длиннобородого, с улыбкой наблюдающего за тем, как противник ярится все сильнее, — среди гадюк множество друзей.

Он брызжет слюной.

— Он позолотил им руки…

Бен Хаду смеется:

— Боюсь, Аллах не наделил змей руками, си Хамид.

Купец продолжает буйствовать: на его караван напали в лесу у Марморы разбойники, а мыло вдруг, чудесным образом, обнаружилось на базаре в Мекнесе, где его по наивысшей цене продают евреи. Он шарит в кармане халата и вытаскивает кусок мыла в обертке, машет им перед носом бен Хаду.

— Мыло из чистейшего оливкового масла, благоухающее лавандой с полей Прованса! У меня монополия на торговлю с марсельской компанией — тогда откуда оно взялось?

Бен Хаду берет у него мыло, разворачивает бумагу, подносит мыло к носу.

— Лаванда? По мне, пахнет миндалем, хорошим марокканским миндалем.

Он произносит долгую речь и выносит решение в пользу бородача. Си Хамид уходит, страшно ругаясь.

— Я прощу тебе это святотатство, — говорит ему вслед Медник.

Потом обращается ко второму купцу, пожимает ему руку.

— Пришли в мои покои ящик мыла, хорошо?

Они обмениваются заговорщицкими улыбками, и бородатый купец уходит, всем довольный. Бен Хаду поворачивается ко мне, вопросительно подняв бровь. А я все гадал, откуда у него берутся доходы: жалованье он получает значительное, но его все равно не хватит на содержание двух домов в Мекнесе и, по слухам, еще одного в Фесе — не говоря уже про караваны через пустыню, которые снаряжает Медник. Разумеется, я молчу: в моем положении умение молчать жизненно необходимо.

— Султан просит тебя к себе, сиди. Полагаю, чтобы обсудить вопросы посольства.

— Выезжаем в конце недели. Ты собрался? — спрашивает бен Хаду по дороге.

Лицо у него насмешливое. Он знает, что у меня почти ничего нет.

— Я готов, если ты об этом.

— Чернила, перья, большой запас египетской бумаги.

— Разумеется.

— Надеюсь, у тебя найдется подобающая одежда.

Я пожимаю плечами:

— Я же невольник, разве это важно.

— Внешность всегда важна. Ты предстанешь перед английским королем и его вельможами. Нужно, чтобы ты выглядел достойно: по таким вещам они будут судить о Марокко и могуществе императора. Если даже самые ничтожные люди в посольстве будут одеты богато, это покажет нашу силу — улучшит наше положение на переговорах.