Жена смотрителя зоопарка - [41]

Внешний мир можно было мельком увидеть через трещины в стене – там играли дети, домохозяйки спешили домой с тяжелыми сумками. Наблюдать в замочную скважину жизнь, шедшую снаружи, было мучением, и, поддавшись порыву вдохновения, Музей Варшавского восстания (открыт в 2004 году) включил в экспозицию кирпичную стену с видом на другую сторону: посетители через отверстия могут наблюдать повседневную жизнь внутри гетто благодаря сохранившимся архивным пленкам.

Сначала ворот было двадцать две штуки, затем тринадцать и под конец их осталось только четыре – своим стилем они напоминали о загоне для скота, нагоняли жуть и были так не похожи на кованые, с изящным орнаментом ворота Варшавы. Мосты были переброшены не через реку, а через арийские улицы. Среди солдат, патрулирующих периметр гетто, были и выродки – они охотились на детей, которые осмеливались пролезать в дыры в кладке, чтобы выпросить или купить еду на арийской стороне. Поскольку только дети и могли протиснуться в узкие щели, из них сложился отряд дерзких контрабандистов и торговцев, которые ежедневно рисковали жизнью, будучи добытчиками в семье. Джек Кляйман, бойкий малыш из гетто, уцелевший, потому что постоянно промышлял контрабандой, вспоминает одного страшного немецкого майора, которого дети прозвали Франкенштейном:

«Франкенштейн был низкий, с толстыми ногами, противный. Он любил охоту, но, как я предполагаю, охотиться на животных ему наскучило, и он решил, что стрелять еврейских детей куда более веселое времяпрепровождение. Чем младше дети, тем больше ему нравилось их убивать.

Он патрулировал улицы на джипе, установив на капот пулемет. Когда дети перелезали через стену, Франкенштейн со своим помощником оказывались тут как тут на своей смертоносной машине. За рулем всегда сидел кто-нибудь другой, поэтому Франкенштейн знай строчил из пулемета.

Зачастую, когда через стену никто не лез, он подзывал к себе детей из гетто, которые просто попались ему на глаза, далеко от стены, вовсе не собиравшиеся через нее перелезать… И их жизнь была окончена… Он выхватывал пистолет и стрелял им в затылок»[45].

Едва дети выдалбливали отверстия в стене, как их тут же цементировали, после чего появлялись новые дыры. В редких случаях малолетний контрабандист выходил через ворота, прячась среди рабочего отряда или под рясой священника. На территории гетто оказалась одна церковь, Всех Святых, и отец Годлевский не только передавал подполью подлинные метрические свидетельства своих умерших прихожан, но иногда и тайком выводил за стену ребенка, спрятав под длинной рясой.

Пути к бегству оставались открытыми для тех, кто был храбр, у кого имелись друзья на другой стороне и деньги на жилье и взятки, но без таких людей, как Жабинские, было не обойтись, ведь человеку требуется укрытие, еда, куча фальшивых документов и, в зависимости от того, где ему предстояло жить, «на поверхности» или «в подполье», разный набор легенд. Если живущего легально остановит полиция, даже с фальшивыми документами его могут попросить назвать имена соседей, родственников, друзей, которым затем перезвонят или вызовут на допрос.

Через гетто проходило пять трамвайных маршрутов, трамваи останавливались в воротах на каждой стороне, и, когда они притормаживали на крутом повороте, можно было спрыгнуть или забросить мешок кому-то из пассажиров. Для этого требовалось подкупить и кондуктора, и польского полицейского, сопровождавшего вагон, – обычная такса составляла два злотых, – а потом молиться, чтобы польские пассажиры не выдали. В дальних углах еврейского кладбища, расположенного на территории гетто, контрабандисты иногда перелезали через ограду и оказывались на прилегающем к еврейскому христианском кладбище. Некоторые вызывались добровольцами в рабочие отряды, которые выходили и возвращались в гетто каждый день, а затем подкупали часового на воротах, чтобы он неправильно сосчитал рабочих. Множество сговорчивых полицейских, немецких и польских, охраняли ворота гетто, всегда готовые получить взятку, а некоторые помогали даже бесплатно, из одной лишь порядочности.

В гетто существовало подполье и в прямом значении этого слова – укрытия и проходы, кое-где оборудованные туалетами и электричеством, с маршрутами, проложенными между и под домами. Эти маршруты вели к путям, по которым можно было бежать, например протиснувшись в дыру, прорубленную в кирпичной стене, или пройдя по канализации, лабиринты которой неизбежно выводили в рукотворные убежища на арийской стороне (диаметр сточных труб был всего три-четыре фута, и зловоние там стояло чудовищное). Некоторые убегали, прицепившись к днищу повозок, которые регулярно вывозили из гетто мусорные баки, – их возницы часто контрабандой привозили еду или «забывали» в гетто старую лошадь. Те, у кого хватало денег, могли исчезнуть в частной «скорой помощи» или в катафалке, везущем якобы принявших христианство на христианские кладбища, при условии что часовые были подкуплены и не обыскивали некоторые грузовики и фургоны. Каждый побег требовал по меньшей мере полдюжины документов и постоянной перемены укрытий, в среднем семь с половиной домов; и неудивительного, что между 1942 и 1943 годом подполье напечатало пятьдесят тысяч документов.