Жена Пилата, или Тайна прокуратора - [5]

Повитуха покачала головой:

— Хоть она и похожа на Венеру, надо молиться Диане. Все в ее руках.

У меня перехватило дыхание. Неужели состояние Агриппины настолько безнадежно, что только богиня может спасти ее?

Повитуха подняла голову:

— Уходи, детка. Тебе здесь не место.

— А что случилось?

— Ребенок идет попой вперед, — негромко ответила она.

Агриппина вдруг очнулась и дугой выгнула спину. Ее рыжевато-каштановые волосы разметались по подушке, на лице выступили капельки пота, глаза блестели.

— Этот мальчишка убьет меня, — простонала она.

— Нет! Ты не умрешь, — услышала я свой голос, будто донесшийся издалека.

Сама того не сознавая, я пересекла комнату и оказалась подле Агриппины. Перед моим взором возникло расплывчатое изображение, словно я его видела сквозь воду. Я выждала, пока оно стало более четким.

— Я вижу тебя с младенцем на руках. Это девочка.

Мама наклонилась к Агриппине:

— Ты слышала? Пусть эти слова придадут тебе силы.

Вместе с повитухой они приподняли Агриппину, но она бессильно повисла на их руках. Видение пропало. Вдруг тетя напряглась всем телом, подняла голову с взлохмаченными волосами, ее глаза сверкали, как у объятого ужасом зверя.

— Диана! — выкрикнула она. — Помоги мне!

Запах крови, противный и к тому же сладковатый, наполнил комнату, когда повитуха взяла в руки что-то темное и съежившееся. Она пошлепала ребенка по ягодицам. В ответ раздался возмущенный крик.

— Смотрите, госпожа. Девочка была права. У вас чудесная дочь.

Но Агриппина лежала как мертвая. Мама тихо зарыдала. Я тронула ее за руку.

—- Не плачь. Тете станет лучше. Поверь мне.

— Никогда не буду иметь детей, — сказала я маме на следующее утро.

Улыбнувшись, она поправила непослушный локон у меня на лбу.

— Не думай о том, что ты видела вчера. Ты не должна лишать себя самых счастливых моментов в жизни женщины.

— Счастливых? Да это просто ужасно. Зачем только люди рожают?

Мама засмеялась:

— Иначе тебя не было бы на свете. — Немного помолчав, она сказала: — Рождение ребенка — это испытание женской смелости и выносливости, как война для мужчины. Ни одна женщина, когда она начинает рожать, не знает, останется ли она в живых.

Я посмотрела в мамины карие глаза. В ушах продолжали звучать крики Агриппины.

— Растить детей — это наша обязанность перед семьей и империей, — продолжала она. — Почему бы тебе не навестить Агриппину? Может быть, она разрешит подержать новорожденную принцессу?

В голосе мамы послышались нотки раздражения. Я догадалась, что Агриппина чувствует себя лучше и к ней вернулся ее властолюбивый нрав.

Проходили недели, а из армии мы не получали никаких новостей. Но вот прибыл гонец, стройный, совсем юный. Он рассказал, как Германик разбил варваров. Я слушала, затаив дыхание. Преследуя отступающего неприятеля, войска Германика достигли Тевтобургского леса, где шестью годами раньше была уничтожена десятая часть римской армии.

— Мы хоронили наших погибших солдат и всюду находили скелеты и черепа, прибитые к стволам деревьев, — с содроганием рассказывал юноша. — Мы не знали, чьи это останки — своих или чужих. Но какая разница? Их все равно жаль.

Несколькими днями позже я открыла дверь еще одному посыльному. Запыхавшийся, с покрасневшими от бессонных ночей глазами, он рассказал, какая безнадежная сложилась ситуация. Арминий, вождь германского племени и виновник кровавой бойни, устроенной римлянам, скрылся среди непроходимых болот в районе поля битвы. Германик решил во что бы то ни стало захватить изменника.

Вскоре прошел слух, будто армия отрезана и окружена. У наших ворот собирались раненые. По утверждениям дезертиров, силы германцев двинулись на Галлию. А потом повернут на Рим. Охваченные паникой жители деревушки требовали, чтобы мост через Рейн был разрушен. Агриппина, вставшая с постели, положила смуте конец.

— В отсутствие мужа я здесь командую, — заявила она. — Мост останется.

Он был необходим для прибывающих с противоположного берега раненых. На свои средства Агриппина устроила полевой госпиталь и призывала всех — и простых крестьян, и аристократов — оказывать посильную помощь. Я охотно делала перевязки, таскала воду, промывала раны и давала пить метавшимся в жару солдатам. Потом у меня начались видения. Без всяких медицинских знаний и опыта, лишь взглянув на раненого, я могла сказать, кто выживет, а кто нет.

На второй день работы в госпитале, поздно вечером, я сидела подле воина едва ли старше меня. Рана у него была не тяжелой, как у многих других. Я улыбнулась и предложила ему воды. Его губы также тронула улыбка, когда он протянул руку за чашкой. Затем медленно красивое овальное лицо в моих глазах превратилось в череп. В ужасе я отпрянула.

— Что случилось? — спросил юноша, сделав глоток и с любопытством глядя на меня.

Передо мной снова возникло обычное лицо. Я пробормотала извинения и выбежала из палатки. Стараясь не думать о страшном случае, я продолжала ухаживать за ранеными. А на следующий день узнала о смерти молодого человека ночью.

Подобные видения повторялись снова и снова. Несмотря на старания милосердных людей, вызвавшихся помогать Агриппине, все те, чьи черепа возникали перед моим взором, непременно умирали. Когда такая участь постигла веселого молодого солдата, вызывавшего у меня симпатию, вся в слезах я убежала из госпиталя.