Жена Лесничего - [38]

Альфред тяжело вдохнул, наклонился вперед поворошить угли кочергой. Встал добавить поленьев и Чармейн отметила как стали глубже морщины в уголках рта, ссутулились плечи. Все в старом лесничем сигналило крайнее огорчение.

— В Ахтхольме уныние. Урожай в этом году был скуден из-за засухи, видимо Хозяин леса недоволен нашими подношениями. Пещера обмена поставляла злаки и картофель, но в последнее время там завеса не двигалась. Фейри тебе говорили что-либо об этом?

Альфред резко развернулся и пристально уставился на Дэмиена, а тот поджал губы и спросил совсем о другом.

— Они тебе не показываются?

Альфред отрицательно покачал головой, и оперся на стенку камина, невидяще уставившись на огонь. Чармейн переводила взгляд с одного лесничего на другого, поражаясь разнице между ними. Ей все было в новинку — и дрожь в голосе при разговоре о фейри, и особая весомость, с какой Альфред произносил «Хозяин леса». Вирхольмцы особого пиетета к лесу не испытывали, его зеленая громада неизведанной тенью полнила горизонт. Интересной и грозной, но не более того. Жар солнца, мощь бури тоже имеют силу над человеческой жизнью, но не заставляют трепетать в как перед божеством. Следует знать как защититься от ярости стихий и следовать этим правилам. От бури найти укрытие и носить шляпу в жару. Леса тоже стоит оберегаться. Для этого существует договор.

Альфред не просто чтил договор. Он исполнял миссию, горел религиозным огнем. Вернее сейчас его гнула к земле очевидность несправедливости раздачи лесной благосклонности. Его самого, фейри обделили вниманием, а молодого и зеленого лесничего обласкали. И Вирхольм с Ахтхольмом давно не сравнить, хотя с чего бы отступникам благоденствовать?

Дэмиен вскочил на ноги, подошел к старику и успокаивающе похлопал того по плечу.

— Я знаю, мои советы ты не примешь никогда, но Хозяину леса ваши подношения не нужны, лучше бы ели до сыта. И фейри не ходят к тебе, потому что ждут отношения как к равным, а не как к существам не от мира сего. Я сказал, ты услышал, а дальше делай по своему…

— Ничего уже делать не буду.

Альфред отступил к очагу. Повернулся спиной к ним обоим, лицом к огню, так и продолжил говорить:

— Для тебя все пути открыты, Дэмиен. Сможешь претворить свои советы в жизнь.

— Постой, Альфред, а ты?

— Я буду в бессилии наблюдать со стороны, как ты относишься с неуважением к самому сокровенному в этом мире. Но так решила судьба. Мне было видение, Дэмиен. Хозяин Леса во всей мощи и величии явился во сне. Невиданная честь, я всю жизнь буду помнить оказанную милость, пусть счастье навек перемешается с горечью. Мне указано оставить свой пост и вернуться в Ахтхольм. Отныне ты, Дэмиен будешь единственным лесничим леса, пока не выберешь себе преемника и не передашь тому, кого сочтешь достойным попечительство над Ахтхольмом. Я этой милости лишен.

— Альфред, постой друг. Сны сотканы из наших страхов и желаний. Не стоит основываться лишь на них одних.

— Тогда проверь мои слова доступными тебе способами. Ты найдешь, какими.

— Ты оставляешь целый город на мою милость по прихоти. К тому же нам понадобиться твоя помощь, когда родится ребенок.

Тут Альфред повернулся лицом и наконец удостоил Чармейн взглядом, полным чистой и неприкрытой зависти.

— Ребенок? Так быстро? Воистину лес облагодетельствовал вас. Подумай, каких почестей удостоился бы ты, если бы вел себя достойно и оказывал должное уважение…

— Я веду себя, как считаю нужным.

— Тогда ты меня поймешь. Предначертанное исполнилось. Позвольте оставить вас.

Альфред скрылся в глубину пещеры, где виднелась высокая кровать с прозрачным пологом. С его уходом, Чармейн высунулась из кресла и подалась к огню погреть ладони. До этого она старалась стать как можно незаметней, ощущая себя лишней в разговоре.

Дэмиен стоял посреди комнаты прикрыв глаза и она последовала его примеру, стараясь узнать ответ у огонька внутри. Прав ли старый лесничий и его отстранили от дел?

Слабое покалывание, будто котенок просительно царапнул лапкой по ребрам, заставило Чармейн встать с кресла и выйти ко входу в пещеру. Крупные снежинки хлопьями планировали на круглый пятачок у входа. Одна за другой черные как ночь птицы сорвались сверху и стремительным вихрем спикировали вниз, оставив у ее ног мелкие предметы.

Засохший сучок. Кроличья лапка. Жук навозник.

Чармейн опустилась на колени и дотронулась до сучка. Ей стало нехорошо, горло сжало чувство утерянной возможности. Листик одиноко торчащий на сучке был весь изъеден до состояния сухой мочалки и на нем можно было рассмотреть кокон вредителя.

Чармейн ощутила за спиной тепло от присутствия мужа. Его сильная ладонь опустилась на ее плечо.

— Шелкопряд монашенка. Способен изничтожить целый лес, если не остановить его вовремя.

— А что нужно сделать? — Чармейн подняла на мужа взгляд уже понимая, что дерево, сук от которого она держала в руках сберечь не удалось.

— У меня не было учителя, поэтому не знаю, что следует делать, но скажу, что сделал я. Три дня от рассвета до заката я лазил по дереву, давил гусениц голыми руками. Собирал вот эти самые коконы, чтобы затем сжечь.

— Нет ничего возвышенного в работе лесничего, — сказала Чармейн, вспоминая труп волка. — Скорее всего Альфред уважал самого себя, а не лес. Старался не пачкать руки.