— Ты тоже элегантен. Как всегда. Как у тебя дела?
— Теперь, после того как тебя увидел, очень хорошо.
Эта ложь вывела ее из себя.
— Не поверю в это ни на минуту.
Ей доставил удовольствие вид смутившегося на мгновение Ника. Но он быстро перешел в атаку:
— А ты как? Наслаждаешься традиционной терапией вдов? Хотя большинству вдов два года, проведенные вдали от света, наверно, показались бы испытанием.
— Вдали от света? — повторила она удивленно. Он оглядел ее фигуру:
— Ты ведь купила этот костюмчик не в Окленде?
— Нет, Глен купил его в Париже.
Слова застряли у нее в горле, но прежде, чем она попыталась что-то объяснить, Ник продолжил:
— Когда ты вернулась в Новую Зеландию?
— В феврале.
Его глаза сузились.
— Что ты делала там так долго?
— Заканчивала образование.
— Правда? — удивился он. — Я могу поздравить дипломированного бухгалтера?
— Нет, пока я не сдам экзамены.
— О, но ты сдашь, — просто сказал он. — Твой интеллект никогда не вызывал у меня сомнений. — В его словах Кэт услышала скрытую издевку. — Садись, Кэт.
Когда она села в предложенное кресло, он обошел стол и устроился напротив нее. Кэт напряглась, но он только сказал:
— Бухгалтер — это несколько старомодная профессия для такой женщины, как ты. — Он сделал паузу и добавил: — А может, и нет.
— Мне нравится считать, — сказала она просто. — Цифры всегда остаются цифрами.
— Итак, чему я обязан честью видеть тебя? — спросил он саркастически.
Она решила быть откровенной:
— Мне нужны деньги.
Его золотистые глаза потемнели.
— Конечно, нужны, — ответил он, откинувшись на спинку кресла и сцепив руки в замок.
Как все менеджеры, отказавшие ей, подумала Кэт, теряя терпение.
— Как опекун имущества Глена, — сказал Ник, прищурив глаза, — я лично проследил за тем, чтобы сумма, положенная тебе, была переведена на твой счет четыре месяца назад. Больше тебе ничего не причитается. До истечения восьми месяцев…
— Мне нужны деньги.
— Сколько и зачем? — спросил он настойчиво.
— Двадцать тысяч долларов.
Она ожидала всего — гнева, презрения, негодования. Но на его лице не отразилось ни одной эмоции. Ник умел контролировать себя.
Он очень мягко поинтересовался:
— Зачем тебе нужны двадцать тысяч долларов?
Кэт открыла сумочку и достала фотографию. Ее пальцы дрожали, когда она протянула ему снимок:
— Ей нужна операция.
Он посмотрел на снимок. В его глазах на мгновение сверкнуло удивление. Но последовавший за этим вопрос был задан совершенно спокойным, даже безразличным голосом:
— Это твой ребенок?
— Нет, — выдохнула Кэт.
На этот раз он посмотрел на нее внимательнее.
— Тогда кто она и на что конкретно нужны деньги?
— Ее зовут Хуана.
Он посмотрел на нее:
— Ты помогаешь ей? Ни одно уважаемое благотворительное общество не потребует двадцать тысяч долларов.
— Нет, я отвечаю за нее, и мне нужны деньги.
Он еще раз взглянул на фото.
— Я вижу, что ей нужна операция, но какое это имеет отношение к твоим деньгам?
— У нее очень тяжелый случай. Врачи называют это «волчья пасть», — хрипло произнесла Кэт. — Сначала думали, что потребуется только одна операция, чтобы исправить это вместе с заячьей губой, но потом поняли, что одной не обойтись. Операцию запланировали на то время, когда Хуане будет два года. Это время настало. Оперировать нужно в ближайшие месяцы. И, поскольку она с Ромита и не является гражданкой Австралии, за все придется заплатить.
Ник обратил внимание на то, как затрепетали ее ресницы, как задрожал голос.
Он поднялся из-за стола и подошел к книжным полкам.
Честно говоря, он восхищался ее смелостью. Они не виделись два года, и теперь она вошла в его офис так спокойно, словно у нее была сотня самых веских причин, чтобы требовать деньги.
Конечно, такая женщина имеет право быть уверенной в своих силах.
Не то чтобы она была очень красивой. Кэт Корталд — интересно, что она вернула себе девичью фамилию, — превратилась в загадочную, восхитительную, желанную женщину. Он вспомнил с горечью, что она всегда обладала колоссальной властью над ним.
Наверное, дело было в ее голубых глазах, в которых мерцала тайна, известная ей одной. Или, может быть, в коже цвета слоновой кости, нежной как шелк, или полных губах, обещавших безумную страсть. Ее тело могло заставить его забыть обо всем на свете, даже о том, что эта женщина продала себя его другу и наставнику.
Его богатому другу, напомнил он себе цинично. Четыре года спустя, когда гроб Глена опускали в могилу, она не плакала. Совсем другой она была на похоронах своей матери за месяц до этого.
— Мне нужны деньги, Ник, но не для меня.
И это говорит женщина, которую никогда не интересовали дети. И несмотря ни на что, ему хотелось верить ей. Как все хорошие актрисы, она прекрасно изображала искренность.
Ее попытка использовать маленькую девочку ради собственных целей взбесила его.
— Расскажи, какое отношение ты имеешь к этому ребенку, — велел он.
— Я отвечаю за нее.
— Почему?
— Она родилась первого ноября год назад.
Ник нахмурился:
— И что?
— Это день смерти моей матери. Прошел только год. — Она побледнела. — Я была на Ромите. Ее мама умерла при родах. Я отвечаю за нее.
Как умно, подумал он, выбрать Ромит местом действия. Люди видели то, что происходило, только на экранах телевизора. Они не могли ничего сделать, чтобы остановить кровопролитие, чтобы помочь жертвам этого безумия. Они могли только наблюдать за войной.
