Жена алхимиков, или Тайна «Русского Нострадамуса» - [10]

– Что с вами? – не удержался от вопроса Семён.

– Ничего хорошего, поэтому мы здесь. Ты знаешь, как я стал главой ордена?

– Нет, я вообще почти ничего не знал до сегодняшнего дня.

– Прежний председатель выбрал меня, когда мне было лет двадцать пять, как тебе сейчас. Так заведено. Если с главой ордена что-то случится, преемник должен быть готов сразу же занять его место. Ведь чем мы занимаемся? Ждём да наблюдаем. А пропустить важное событие очень легко, если орден какое-то время никто не возглавляет. Проще говоря, Семён, я выбрал тебя.

– Благодарю за доверие, но вы ведь знаете, что я ничего в этих делах не понимаю. Не лучше ли выбрать Дмитрия Михайловича?

– Об этом не беспокойся, я тебе еще всё объясню. А о Дмитрии Михайловиче разговор особый. Кое-что мне в нём в последнее время очень не нравится.

Вениамин Петрович помолчал и продолжил:

– Ты, наверное, думаешь: «Почему он мне всё это говорит?». А я тебе отвечу: я знаю, что тебе можно верить.

– А с Дмитрием Михайловичем что не так?

– Я думаю, Семён, что он хочет прибрать к рукам все наши секреты. У меня нет пока достаточных фактов для того, чтобы ему их предъявить, но я серьёзно подозреваю, что если мы, например, найдём философский камень завтра, Дмитрий Михайлович может преподнести нам неприятный сюрприз. Я подозреваю, что он установил прослушку в усадьбе и думаю, что вся эта история с «неизвестным объектом» – его рук дело.

– Я совсем запутался теперь. Какой смысл ему было устраивать всё это?

– Обрати внимание, он несколько раз выходил во время нашей беседы. Ненадолго, но этого было бы достаточно для того, чтобы я успел сказать тебе то, что собираюсь сообщить сейчас. Я, кстати, чуть на это не повёлся.

– Разве он знает не столько же, сколько вы?

Семён почувствовал, что от всех этих тайн, которые свалились на него в этот вечер, у него голова пошла кругом.

– В том-то и дело, что не столько же. Когда еще твой отец был жив, Дмитрий Михайлович заводил разговор о преемнике. О том, что не пора бы нам отказаться от этой устаревшей традиции и сделать так, чтобы каждый член ордена мог бы заменить главу в тяжёлые времена. Прежним кандидатом на роль главы был твой отец. Я тебе больше скажу, подозреваю, что Дмитрий Михайлович причастен к его смерти.

– Как же так? Ведь Арсений Степанович, отец мой, скончался от инсульта. Я сам, как медик, могу подтвердить, что это не подделаешь. Да и на Дмитрия Михайловича я никогда бы не подумал.

– Знаешь, ты вот вроде взрослый мужчина, на нейрохирурга учишься, а рассуждаешь как ребёнок. Подделать, как ты говоришь, можно всё, что угодно. Так вот, я подозреваю, что Дмитрий рассчитывал на то, что сразу после того, как мой преемник скончается, я выберу его, Дмитрия. А я не спешил выбирать, сомневался в нём. Когда он понял, что я тебя могу выбрать, он и устроил представление, которое давало бы ему повод отлучиться и через аппаратуру подслушать то, о чём мы с тобой будем говорить.

– Вениамин Петрович, подождите, вы так и не сказали, с вами-то что такое? Я же вижу, что-то не так.

– Я это не афиширую, но я, скорее всего, еще месяц-другой протяну и всё. Может и того меньше. Рак.

– Вы хоть обследовались? Сейчас всё что угодно вылечить можно.

– Всё уже давно подтверждено. Неоперабельно, от химии я отказался, хочу дожить как человек. Но об этом, повторюсь, знают очень немногие. Незачем всем это знать. Дмитрий, например, несмотря на все его возможности, наверняка, не догадывается. Иначе не затевал бы свои игры. Если я правильно его подозреваю, то ему легче будет получить то, что он хочет, от тебя, когда меня не станет.

– Давайте всё же попробуем, найдём вам лучших врачей.

– Лучшие врачи уже своё слово сказали. И давай больше об этом не будем. Сейчас важнее чтобы ты кое-что как следует запомнил, и чтобы, если на моём веку камень получить не удастся, сделал всё как нужно. Идёт?

– Хорошо, Вениамин Петрович, вам виднее. Что я должен запомнить?

Они подошли к поваленному бурей толстому, в три обхвата, стволу дерева. Вениамин Петрович присел на этот ствол и пригласил Семёна сделать то же самое.

– Люблю тут бывать, Семён. Сам не знаю почему, а вот иногда тянет меня сюда. Особенно такими вот лунными ночами. Чувствуешь что-нибудь?

– Да, наверное. Спокойно тут. И тихо. Даже листва не шелестит.

– Вот именно, спокойно. Вроде обычные заросли, а что-то в этом месте особенное. Ну ладно, давай к делу. Напомни-ка мне в двух словах, что ты знаешь о «Чёрной книге».

Семён взглянул на Вениамина Петровича. Ему снова показалось, что зрение его обманывает.

– Таинственная книга, принадлежала Ему, замурована, по слухам, в подвалах Сухаревой башни. Кстати, Вениамин Петрович, а вам, я вижу, полегчало?

– Да, говорю же, место тут хорошее. Погуляю, бывает, полчаса, так потом на неделю хватает.

В глубине леса что-то затрещало, как будто ни с того ни с сего рухнул один из вековых дубов, и снова стихло.

– А вот это уже мне не нравится. Вдруг это то же самое, что там, в поместье? – сказал Семён и встал с их лесной скамейки.

– Да успокойся ты, говорю же, это Дмитрий всё устроил.

– Если он и вправду что-то задумал, только, уж простите, не пойму пока что, то может это его люди?