Жемчуг северных рек - [40]

Алик, увидев такое дело, затосковал:

— Не успеем плота сколотить.

А Митьке давно уж ясно, что не успеем.

Алик походил вокруг трухлявой берёзы, посмотрел, как Митька выбивает из её нутра сгнившую мякоть, чтобы сделать трубу, и неожиданно заявил:

— Ты, Дмитрий, специально такую пилу взял.

Митька даже поперхнулся:

— Как это специально?

— А чтобы твой верх был.

О чём он о таком говорит? О каком верхе?

— Ты сразу утверждал, что в Керети нету жемчуга, — пояснил ледяным голосом Алик. — Вот и хочешь доказать свою правоту…

У Митьки сделалось сухо во рту:

— Ты, Алик, всерьёз?

— Как видишь, мне не до шуток. — Алик повернулся, чтобы уйти к реке.

Это Митьку и отрезвило:

— Ну, всерьёз, так делай всё сам. Я поеду домой.

Алик затоптался на месте. Видно, понял, чем ему это грозит, и переломил себя:

— Извини меня, Дмитрий. Я не в духе. — Он всё же за каким-то лядом потащился к реке, подняв над травой топор. Вот так переплывают реку, держа над собой кузовок с бельём.

Митька не знал, то ли ему продолжать выдалбливать трухлю из берёзового рукава, то ли это уже никому и не нужно.

— Трубу-то делать? — крикнул он Алику, но без вызова.

— Делать, конечно, — натянуто-бодрым голосом отозвался тот.

«Ну, и чёрт с тобой, пышкай, как ёж, — решил Митька не обращать внимания на выходки Алика. — Он, видите ли, не в духе. Мог бы о пиле-то и сам побеспокоиться, а то ходит — руки в карманах, будто и дело не его».

Митька не взял пилу с двумя ручками по простой причине: её к коляске не приспособишь. И честно говоря, он не уяснил для себя в полном охвате тот объём работы, который им предстояло выполнить. У него лично настрой всё-таки был на разведку. Думал: ну посмотрим; если Алика книги не подвели, то не один же день им на речке валандаться, тогда и шалаш для жилья строить придётся, а может, и землянку рыть, — одним словом, дело покажет, какой инструмент нести. Не рассчитывал Митька, что они сразу на плот взгромоздятся.

Конечно, если у Алика намерение было твёрдое — ловить с плота, — так кто ему мешал обернуть полотно пилы каким-нибудь старым одеяльцем, чтобы в лесу о неё не пораниться, и привязать, как мешок, за спиной. Так нет, он поинтересовался у Митьки, чего тот взял, и ещё похвалил за хозяйственность, а сам пошёл налегке, как на прогулку.

Митька и в самом деле не очень верил в то, что на Керети водится жемчуг. Сколько лет люди ездили туда сенокосить, и никому не подфартило разбогатеть. Конечно, никому и в голову не придёт ковыряться в раковинах, смотреть, чем набито у них нутро.

Но в то же время Аликовы книги утверждали, что в стародавние годы на Керети промышляли жемчуг. Неужели уж в памяти у стариков ничего не сохранилось из рассказов своих отцов и дедов о той завидной поре? Ведь не могло же быть так, что отцы ловили, а сыновья вдруг бросили. И не только бросили, а даже забыли о том, чем занимались родители. Не бывает же так. Вот испокон веку сеют в Полежаеве лён — так и сейчас он в почёте. Как и раньше, нынешние ребятишки ходят в лес за грибами — и ведь не собственным опытом проверяют, а из далёких веков пришло, никого не собьёшь с толку: вот эта синенькая, на тонюсенькой ножке красавица — поганка, а вот этот невзрачный толстячок с неприятно осклизлой шляпкой — валуй, его можно солить. О валуе помнят, а про жемчуг забыли. Да не бывает же так! Жемчуг есть жемчуг! Сколько о нём сказок да легенд всяких сложено! А о валуе нет ничего. И его помнят!

Но Аликовы книжки утверждали всерьёз: на Керети добывали жемчуг. Митька своими глазами читал, не побасенки чьи-то слушал. Может, он и усомнился бы в том, что это их Кереть. Мало ли, что северный край. Северный-то северный, но большой, из него вон две области вышло: Архангельская и Вологодская. Да несколько районов, говорят, перепало от него Кировской и Костромской. Может, в каждой по Керети есть.

Митьку склонило на сторону Алика то, что в статье ещё и Кемский уезд упоминался. А Кема от Полежаева недалеко. Не может же быть, чтобы сразу два названия совпали.

Митька ничего не сказал Алику про Кему: Алик — человек приезжий, может, и не слыхал. Но себе-то на ус намотал: и в Кеме жемчуг. Он даже у Алика хотел спросить: «А у вас в Улумбеке, откуда ты приехал, не жемчугоносная река?» — да вовремя себя сдержал: зачем искушать парня? И без того известно, что Улумбек, по Аликовым словам, пуп земли, там всё есть, всё водится и запасы богатств неисчерпаемы.

Митька вытолкал трухлявую сердцевину из берёзового опилыша, ножом подчистил края — получилась подзорная труба, только без увеличительных стёкол. Такую трубу, по Аликовым книгам, устанавливают в центре плота и через неё разглядывают дно реки. Смотреть не мешает ни рябь воды, ни солнечные отблески волн. В придонном песке можно различить даже мелкие камешки.

На берегу застучал топором Алик. Стук получался у него срывающимся, неритмичным. Ну, Алик привык к более тонкому инструменту — к паяльной лампе, отвёрткам, шурупчикам, гаечкам.

Топора-то, наверно, и в руках не держал. Митька не раз был свидетелем, что у Макаровых и дрова колет мать. Он даже брался ей помогать.

«Ой, Митя, — восхищалась Мария Флегонтовна, — у тебя, смотри-ка, как у настоящего мужика выходит, а у моего-то руки к этому делу никак не лежат. Только бы с радиоприёмниками и возился».