Желтый лик - [2]

— Мастер, гив ми копер…[3]

Со всех сторон, словно заблудшее, блеющее стадо овец, гнусавят уличные торговцы. Всяк, по-своему напевая, расхваливает свой товар. На земле, рядом с корзинами овощей и фруктов, среди красочных куч помидоров, апельсинов, арбузов и бананов, валяются похожие на копошащуюся падаль нищие. Безрукие, безногие, слепые и глухие, с изъязвленными членами и открытыми ужасающими ранами, они ползают на четвереньках за прохожими, цепляются изуродованными конечностями за платье, целуют следы… Завидя европейца, нищие облепляют его со всех сторон, матери-нищенки бросают среди улицы, под ноги, грудных ребят, а вой и стоны оглашают весь квартал, покуда не раздастся спасительный звон медных коперов о камни…

Немного дальше слышен звон трамваев и оглушительные гудки автомобилей. Сразу, почти без перехода, узенькая улочка с высокими слепыми стенами упирается в европейский центр города. Жалкие китайские лачуги и землянки сменяют многоэтажные каменные дома, столичные магазины, внушительные здания банков и контор. Роскошные выставки серебра, золота и бриллиантов слепят глаза. В окнах модных магазинов красуются последние модели платьев, вывезенных из Парижа, Лондона и Нью-Йорка. Чередуются жилые дворцы, окруженные тропическими садами, массивные, строгие контуры банков и шикарные магазины с зеркальными окнами. Мраморные лестницы обиты пестрыми, мягкими коврами. Электрические подъемные машины поднимаются с быстротой молнии на пятый и шестой этажи. Всюду красота, изящество, мраморные инкрустации, бронза, яркий блеск меди, позолота, фрески, шелк и бархат. По всем направлениям шныряют автомобили, подвижные и легкие, роскошные фаэтоны с вытянувшимися на подножках боями, кое-где пронесут в ярком шелковом паланкине полного, изжелта-бледного чиновника-китайца. По гладкому асфальту мерно хлопают пятки рикш, стонут, надрываясь, кули с искривленными от тяжестей позвоночниками.

Местами европейские магазины смешаны с японскими и китайскими лавками. На окна и двери опущены густые циновки, не пропускающие солнечных лучей, и лишь узкая, полукруглая щель остается открытой у входа для покупателей. В лавке, под потолком, неслышно жужжит электрический фэн и слабый ветерок слегка колышет белые шелковые халаты щеголей-приказчиков.

В глубине антикварной лавки улыбается во весь широкий рот деревянный, позолоченный Будда, поджав под себя массивные ноги, выпучив вперед высокий живот с жирными складками и необыкновенно естественной пуповиной… Рядом с Буддой стоят большие терракотовые вазы, голубые, с причудливыми китайскими рисунками драконов, фантастических зверей и хрупкими фигурками китаянок в узеньких, пестрых штанишках и курточках. На длинных бамбуках, подвешенных к потолку, висят ряды красочных китайских костюмов и блуз, шитых золотом, серебром и разноцветными шелками. На полках выставлены шахматные доски, отделанные перламутром, с резными фигурками из белой и черной кости, дорогие письменные приборы из старинного серебра и бронзы, вазы, вазочки и безделушки древней китайской работы. В черных ящиках, обитых ярким бархатом, красуются чайные сервизы из прозрачного фарфора с красивыми пестрыми рисунками из китайской мифологии и истории. Со стен глядятся широкие, пестро разрисованные веера, шелковые скатерти, ширмы и акварели, — произведения китайских художников.

За черной конторкой, вблизи улыбающегося Будды, хозяин, — худой, маленький старичок с реденькой козлиной бородкой и длинными седыми усами, тонким широким носом и высокими скулами, с глубоко сидящими под лбом зелеными глазками и красными, словно обожженными веками, — тонкими костлявыми пальцами с длинными острыми ногтями щелкает черные косточки миниатюрных китайских счетов. На голове у него черная, круглая, атласная шапочка-ермолка. На носу поблескивают золотые пенсне, во рту золотые зубы, сквозь тонкий белый шелк халата просвечивает массивная золотая цепь часов на груди, на пальцах дорогие перстни, горящие в темноте жуткими огоньками, в левое ухо вдета серьга со свисающим на тоненькой золотой цепочке бриллиантом величиной в горошинку…

В углу, над окном, в миниатюрных плетеных клеточках трещат сверчки. Приказчики вокруг деловито стирают пыль с вещей, суетятся, стараются не попасть на глаза хозяину. Когда в лавку входит покупатель, к нему бросается кучка людей и каждый исполняет одну, строго определенную ему роль. Один подставляет стул-табуретку, другой бежит за чаем, третий — почтительно отвешивая необходимое количество поклонов, церемонно приветствует покупателя. Хозяин издалека, между счетом, наблюдает за порядком, грозно поблескивая золотыми украшениями и стеклами пенсне, такой маленький и страшный рядом со смеющимся Буддой…

Покупатель важно глотает зеленый чай из фарфоровой чашечки и лениво, с видом знатока, осматривает поднесенные предметы. Приказчики вертятся вокруг него на цыпочках, расхваливают шепотом товары. В прохладной полумгле доносятся с улицы звонки трамваев, гул автомобилей и каркающие, гортанные напевы продавцов. Все так же жужжит фэн под потолком и звонко стрекочут сверчки в клеточках над окном…