Желтый караван - [7]
На полянах среди блистающих бронзой и ржавой сталью цветущих трав — темные букеты сросшихся лип. Под липами глубокая — зеленым омутом — тень, и в полдень — просторная, на семь верст, тишина, ритмично рассекаемая напряженным, коротким жужжанием мух и ос. Лежит, положив голову на запрокинутые руки, жена Зоя (темная подмышка, рыжий муравей на щеке), разговаривает с жуком Ленка («Ты куда ползешь? Что ты там не видел?»), и стоят над миром маленькие снежные облака.
А так вроде и не было в его жизни какой-то особой благодати, но считал он ее удачной. Заслоняла часто его «цветная» добрая память то, что вроде забыть нельзя — лица и речи, превращала «пациентов» Степанова в бесцветную, исчезающую, все слабее гомонящую толпу, как бы записанную на убегающую в прошлое ленту, но ленту… все-таки… нет, все-таки сохранявшую всех там, позади, словно бы неизменными, там живущими, запросто вдруг извлекаемыми оттуда, иногда даже и некстати.
Вот так являлся ему вдруг Аким Головастый.
Аким тот был создан слишком просто: он умел пить, есть, ходить, кое-как разговаривать. Аким ничего не запоминал, ничего не понимал, ничем не интересовался. В первом классе он остался на второй год, во втором — тоже. В третьем он сидел три года и ушел в пастухи, но на другой же день «главный» пастух Монька вытянул его кнутом и прогнал навсегда. Потом Аким уже вовсе ничего не делал, только увеличивался, особенно голова (откуда и кличка). А еще через год Аким пропал, и его как-то не хватились. Только еще чуть не через год нашли Акима на сухом, свистящем сквозняками чердаке, сидящим у слухового окошка. Когда его коснулись, он бесшумно рассыпался. Над ним висел обрывок ременной петли и желтела пришпиленная к той же балке записка: «Это жисть? Больше так жить не хочу!»
Степанов не сомневался, что «так» Аким жить не мог. И не находил для него выхода, как ни придумывал какие-то особые условия, даже учитывая, что Аким, оказывается, научился писать. Вот тогда-то Степанов добыл учебник психиатрии и прочел главу об олигофрениях. Какие-то условия предлагались. Например, подобных Акиму приучали складывать коробки для мороженого. Одновременно предупреждали, что некоторые олигофрены опасны. Проводилась еще, намеками, правда, зловещая мысль, что возможны в результате пандемии алкоголизма целые опасные сообщества олигофренов — детей «пьяных ночей».
В другой главе Степанов прочитал тогда впервые о сумасшедшем немце Вагнере, ухлопавшим «по бредовым мотивам» больше десяти человек посторонних и всех своих близких. Может быть, Степанов воспринял эти сведения слишком однобоко, но выводы о психической неполноценности чуть ли не любого преступника его какое-то время устраивали. Исчезала даже нудная необходимость тратить силы на перевоспитание…
Только вот, «оживляя» ненароком Акима и свои мысли по этому поводу, Степанов временами становился мизантропом… особенно предосенними вечерами, когда после студеного дня с настороженным, переменчивым светом набежит, тревожа липы, закатный ветер, замечутся в ветвях тусклые огни княжеского дома и сам этот дом на фоне угрюмого, уже с зимними малиновыми оттенками заката покажется (из-за труб, колонн и завитушек) похожим на какой-то химический завод или самогонный аппарат, с таинственными и зловещими целями сооруженный вокруг живущих…
Шурка Бурдин, тоже рядом росший и нормально развившийся в начальника котельной, щуплый белозубый хохотун (на маленьком лице, когда он смеялся, глазки становились как «тире» и улыбка — несоразмерной и ослепительной), Шурка, никогда не имевший отношения к статьям Уголовного кодекса и главам учебника психиатрии, как-то, вернувшись слишком рано из котельной, застал жену с любовником (которого попросил выйти) и снял со стены двустволку.
Через час навестивший их Степанов нашел Шуркину жену Валю сидящей на опозоренной супружеской тахте, а Шурку — на полу напротив. Валя смотрела только одним глазом, вместо второго была дыра в кулак, Шурка же смотрел на нее в оба, но зато все великолепные зубы исчезли, губы лопнули и вывернулись, а Шуркин курчавый затылок, выбитый выстрелом, лежал на полке среди сувениров и открыток: «люби меня, как я тебя».
Таким вот образом, окончательное отношение Степанова к преступникам, к собственно Преступлению, к роли генетики и среды так пока и не сложилось. Да и то: спецнауки его не питали… Поэтому сейчас, распутав сальные тесемки на папке, он не стал ни о чем таком сложном рассуждать, а просто выписал на отдельный листок даты событий:
Приезд в поселок Ялдыкина — 1949 г.
Приезд в поселок Егошиной — 1949 г.
Покупка Стародомской клавесина у Ялдыкина — 1953 г.
Покупка Егошиной клавесина у Стародомской — этим летом.
Пожар с клавесином — этим летом.
Потом Степанов открыл шкаф, раскопал в ломких, дурно пахнувших бумажках еще папку, покрытую клинописью трещин:
Год рождения Егошиной — 1924. Место рождения — город Москва.
Год рождения Ялдыкина — 1917. Место рождения — город Липецк.
В том, сорок девятом, Егошина приехала сюда одна. Он, Степанов, служил тогда третий год.
Со станции пришла попутная машина. Кажется, у Егошиной были три узла да корзина с ручкой — большая, мелкого плетения корзина-сундук. В двух узлах было белье, одежда, в корзине — детские игрушки. У Егошиной было очень растерянное и мокрое лицо.
Андрей Федоров — автор уникальный. Он знает тонкости и глубины человеческой натуры не только как писатель, но и как доктор психиатрии.Роман «Зомби» о следователе, который сталкивается с человеком, действующим и после смерти. Но эта мистика оборачивается реальным криминалом.
Андрей Федоров — автор уникальный. Он знает тонкости и глубины человеческой натуры не только как писатель, но и как доктор психиатрии.Новый роман «Двенадцать обреченных» — история распутывания героем нитей иезуитски придуманного маньяком плана по уничтожению свидетелей… При этом сам герой должен был тоже погибнуть, если бы не его поразительная находчивость.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!