Желтый. История цвета - [11]
Вне зависимости от того, насколько значительными в тот или иной период являются Гелиос или Соль, они всегда символизируют лишь небесное светило. Но настоящий бог солнца и света для греков и римлян – это Аполлон, многогранное и многоликое божество, пользующееся на Олимпе большими привилегиями. Мифология рассказывает о его приключениях, его подвигах, его любовных увлечениях и приступах гнева, а иконография, как правило, изображает его в виде молодого человека необычайной красоты, безупречного сложения, с длинными вьющимися белокурыми волосами. Из всех богов Греции Аполлон – наиболее часто изображаемый, сияющий и лучезарный бог, он поэт и музыкант, но в то же время целитель и благодетель, он разгоняет тьму и несет смертным гармонию и мир. Один из его многочисленных эпитетов – Phoebus, Феб, то есть «блистательный», «сияющий». Аполлон – бог света.
Как и Аполлона, некоторых других божеств также традиционно представляют себе светловолосыми – Афину, Деметру, Гермеса, а главное, Афродиту. Как рассказывают, эта богиня окунула свои белокурые волосы в воду реки Скамандр, чтобы сделать их еще более шелковистыми и золотистыми, а затем явилась на суд Париса. В самом деле, бытовало мнение, что вода этой реки, омывавшей равнину близ Трои, придает руну овец, которые в ней купаются, сияющий желтый оттенок. Афродита поступила как овцы: ее волосы засияли, словно золото, и Парис признал ее прекраснейшей из трех богинь.
Как мы видим, все древние солярные культы и все примыкающие к ним мифы подчеркивают тесную связь желтого с сиянием, энергией, юностью, красотой и плодородием. Это цвет многих божеств и всех приносимых им даров, начиная от золота, которое они получают в изобилии, до одежды фламинов, которые служат в их святилищах, не исключая и животных, которым перед жертвоприношением покрывают золотом рога. Но желтый также – и в особенности – цвет света; и это не свет занимающегося утра, нежный и белый, и не розоватый свет зари – это чаще всего свет, льющийся с зенита и оплодотворяющий мир, до того, как постепенно стать красным и зажечь его. Эти три цвета, белый, желтый и красный, в древних классификациях – в частности, в той, которую приписывают Аристотелю и авторитет которой останется незыблемым до конца XVII столетия, – занимают три позиции в самом начале цветовой шкалы, идущей обычно от светлых тонов к темным: белый, желтый, красный, зеленый, (синий), фиолетовый, черный[29]. До ньютоновского спектра еще далеко.
Окрашивать в желтое
Несмотря на всю престижность пурпура и на важную роль, которую он играет в красильном деле в эпоху Империи, римлян нельзя назвать великими красильщиками. Большинство секретов этого ремесла они не постигли сами, а унаследовали от египтян и финикийцев или же от евреев и других народов Ближнего и Среднего Востока. А при окрашивании тканей в определенные цвета – в частности, синий и зеленый – они оказываются даже менее искусными, чем кельты или германцы, которые носят гораздо более пестрые одежды – у них нет запретных цветов, и к тому же они часто сочетают их, одеваясь в полосатое или клетчатое. В Риме же предпочитают монохром. В мужской одежде преобладают белый, красный и коричневый цвета; желтый, как считается, подобает носить только женщинам. Остальные цвета носить не принято: появиться в них значит прослыть чудаком. По крайней мере, так было до заката Республики, ибо при Империи римские матроны все больше и больше обогащают цветовую гамму своего гардероба новыми тонами: сказывается влияние восточных и «варварских» тенденций в моде.
В Греции моралисты с неодобрением смотрят на яркие краски и вообще на пристрастие к нарядам. Повышенное внимание к своей внешности и одежде – это бесполезная трата времени, лживые прикрасы, непристойные и аморальные ухищрения. Одно из наиболее суровых высказываний на эту тему мы находим у Платона: «Красота проста и чиста, без примесей, чужда разгулу пестроты и прочим суетным людским выдумкам. Стараться украсить себя с помощью одежды – вредное, лицемерное, низкое, рабское занятие; наряжаться значит обманывать, и не только с помощью покроя самой одежды, но и с помощью тканей и расцветок, румян и ухищрений всех видов»[30].
По мнению Платона, художники ничем не лучше красильщиков. Они ловко пользуются людской восприимчивостью, создавая многоцветные иллюзии, которые затуманивают зрение и мутят разум. Для Платона, как, по сути, и для Аристотеля (только с большей степенью нетерпимости), краска – это всегда обман, ибо она скрывает то, что находится под ней, и показывает не реальную действительность и простоту людей и вещей, а нечто иное. Это порочное лицемерие, которое нужно отбросить[31].
Римляне более толерантны, цвет не вызывает у них такого однозначного неприятия, даже если некоторые авторы, в том числе ученейший Варрон, этимологически связывают слово color с глаголом celare, то есть «прятать», «покрывать», «маскировать». Цвет – это то, что облекает и скрывает людей и предметы. И главные виновники тут – конечно же, красильщики. Этих людей презирают за их ремесло (они неопрятны, от их мастерских исходит зловоние), за ними нужно присматривать (они необузданные, сварливые, драчливые), но для нормального функционирования общества они необходимы: своим покроем, подбором тканей, цветом одежда не только указывает на пол, возраст, статус и классовую принадлежность человека, но и помогает определить уровень его доходов, положение на служебной лестнице, должность и род занятий; а порой дает понять, что у него сегодня такой-то праздник или такое-то торжество. Одежда выполняет прежде всего социальную и таксономическую функцию, а уже потом практическую и эстетическую.
Красный» — четвертая книга М. Пастуро из масштабной истории цвета в западноевропейских обществах («Синий», «Черный», «Зеленый» уже были изданы «Новым литературным обозрением»). Благородный и величественный, полный жизни, энергичный и даже агрессивный, красный был первым цветом, который человек научился изготавливать и разделять на оттенки. До сравнительно недавнего времени именно он оставался наиболее востребованным и занимал самое высокое положение в цветовой иерархии. Почему же считается, что красное вино бодрит больше, чем белое? Красное мясо питательнее? Красная помада лучше других оттенков украшает женщину? Красные автомобили — вспомним «феррари» и «мазерати» — быстрее остальных, а в спорте, как гласит легенда, игроки в красных майках морально подавляют противников, поэтому их команда реже проигрывает? Французский историк М.
Почему общества эпохи Античности и раннего Средневековья относились к синему цвету с полным равнодушием? Почему начиная с XII века он постепенно набирает популярность во всех областях жизни, а синие тона в одежде и в бытовой культуре становятся желанными и престижными, значительно превосходя зеленые и красные? Исследование французского историка посвящено осмыслению истории отношений европейцев с синим цветом, таящей в себе немало загадок и неожиданностей. Из этой книги читатель узнает, какие социальные, моральные, художественные и религиозные ценности были связаны с ним в разное время, а также каковы его перспективы в будущем.
Уже название этой книги звучит интригующе: неужели у полосок может быть своя история? Мишель Пастуро не только утвердительно отвечает на этот вопрос, но и доказывает, что история эта полна самыми невероятными событиями. Ученый прослеживает историю полосок и полосатых тканей вплоть до конца XX века и показывает, как каждая эпоха порождала новые практики и культурные коды, как постоянно усложнялись системы значений, связанных с полосками, как в материальном, так и в символическом плане. Так, во времена Средневековья одежда в полосу воспринималась как нечто низкопробное, возмутительное, а то и просто дьявольское.
Исследование является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро, посвященного написанию истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века. Начав с престижного синего и продолжив противоречивым черным, автор обратился к дешифровке зеленого. Вплоть до XIX столетия этот цвет был одним из самых сложных в производстве и закреплении: химически непрочный, он в течение долгих веков ассоциировался со всем изменчивым, недолговечным, мимолетным: детством, любовью, надеждой, удачей, игрой, случаем, деньгами.
Данная монография является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро – истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века, начатого им с исследования отношений европейцев с синим цветом. На этот раз в центре внимания Пастуро один из самых загадочных и противоречивых цветов с весьма непростой судьбой – черный. Автор предпринимает настоящее детективное расследование приключений, а нередко и злоключений черного цвета в западноевропейской культуре. Цвет первозданной тьмы, Черной смерти и Черного рыцаря, в Средние века он перекочевал на одеяния монахов, вскоре стал доминировать в протестантском гардеробе, превратился в излюбленный цвет юристов и коммерсантов, в эпоху романтизма оказался неотъемлемым признаком меланхолических покровов, а позднее маркером элегантности и шика и одновременно непременным атрибутом повседневной жизни горожанина.
Книга известного современного французского историка рассказывает о повседневной жизни в Англии и Франции во второй половине XII – первой трети XIII века – «сердцевине западного Средневековья». Именно тогда правили Генрих Плантагенет и Ричард Львиное Сердце, Людовик VII и Филипп Август, именно тогда совершались великие подвиги и слагались романы о легендарном короле бриттов Артуре и приключениях рыцарей Круглого стола. Доблестные Ланселот и Персеваль, королева Геньевра и бесстрашный Говен, а также другие герои произведений «Артурианы» стали образцами для рыцарей и их дам в XII—XIII веках.
Вниманию читателей предлагается первое в своём роде фундаментальное исследование культуры народных дуэлей. Опираясь на богатейший фактологический материал, автор рассматривает традиции поединков на ножах в странах Европы и Америки, окружавшие эти дуэли ритуалы и кодексы чести. Читатель узнает, какое отношение к дуэлям на ножах имеют танго, фламенко и музыка фаду, как финский нож — легендарная «финка» попал в Россию, а также кто и когда создал ему леденящую душу репутацию, как получил свои шрамы Аль Капоне, почему дело Джека Потрошителя вызвало такой резонанс и многое, многое другое.
Книга посвящена исследованию семейных проблем современной Японии. Большое внимание уделяется общей характеристике перемен в семейном быту японцев. Подробно анализируются практика помолвок, условия вступления в брак, а также взаимоотношения мужей и жен в японских семьях. Существенное место в книге занимают проблемы, связанные с воспитанием и образованием детей и духовным разрывом между родителями и детьми, который все более заметно ощущается в современной Японии. Рассматриваются тенденции во взаимоотношениях японцев с престарелыми родителями, с родственниками и соседями.
В монографии изучается культура как смыслополагание человека. Выделяются основные категории — самоосновы этого смыслополагания, которые позволяют увидеть своеобразный и неповторимый мир русского средневекового человека. Книга рассчитана на историков-профессионалов, студентов старших курсов гуманитарных факультетов институтов и университетов, а также на учителей средних специальных заведений и всех, кто специально интересуется культурным прошлым нашей Родины.
Книга посвящена исследованию исторической, литературной и иконографической традициям изображения мусульман в эпоху крестовых походов. В ней выявляются общие для этих традиций знаки инаковости и изучается эволюция представлений о мусульманах в течение XII–XIII вв. Особое внимание уделяется нарративным приемам, с помощью которых средневековые авторы создают образ Другого. Le present livre est consacré à l'analyse des traditions historique, littéraire et iconographique qui ont participé à la formation de l’image des musulmans à l’époque des croisades.
Пьер Видаль-Накэ (род. в 1930 г.) - один из самых крупных французских историков, автор свыше двадцати книг по античной и современной истории. Он стал одним из первых, кто ввел структурный анализ в изучение древнегреческой истории и наглядно показал, что категории воображаемого иногда более весомы, чем иллюзии реальности. `Объект моего исследования, - пишет он, - не миф сам по себе, как часто думают, а миф, находящийся на стыке мышления и общества и, таким образом, помогающий историку их понять и проанализировать`. В качестве центрального объекта исследований историк выбрал проблему перехода во взрослую военную службу афинских и спартанских юношей.
«Палли-палли» переводится с корейского как «Быстро-быстро» или «Давай-давай!», «Поторапливайся!», «Не тормози!», «Come on!». Жители Южной Кореи не только самые активные охотники за трендами, при этом они еще умеют по-настоящему наслаждаться жизнью: получая удовольствие от еды, восхищаясь красотой и… относясь ко всему с иронией. И еще Корея находится в топе стран с самой высокой продолжительностью жизни. Одним словом, у этих ребят, полных бодрости духа и поразительных традиций, есть чему поучиться. Психолог Лилия Илюшина, которая прожила в Южной Корее не один год, не только описывает особенности корейского характера, но и предлагает читателю использовать полезный опыт на практике.
Монография посвящена исследованию литературной репрезентации модной куклы в российских изданиях конца XVIII – начала XX века, ориентированных на женское воспитание. Среди значимых тем – шитье и рукоделие, культура одежды и контроль за телом, модное воспитание и будущее материнство. Наиболее полно регистр гендерных тем представлен в многочисленных текстах, изданных в формате «записок», «дневников» и «переписок» кукол. К ним примыкает разнообразная беллетристическая литература, посвященная игре с куклой.
Сборник включает в себя эссе, посвященные взаимоотношениям моды и искусства. В XX веке, когда связи между модой и искусством становились все более тесными, стало очевидно, что считать ее не очень серьезной сферой культуры, не способной соперничать с высокими стандартами искусства, было бы слишком легкомысленно. Начиная с первых десятилетий прошлого столетия, именно мода играла центральную роль в популяризации искусства, причем это отнюдь не подразумевало оскорбительного для искусства снижения эстетической ценности в ответ на запрос массового потребителя; речь шла и идет о поиске новых возможностей для искусства, о расширении его аудитории, с чем, в частности, связан бум музейных проектов в области моды.
Мода – не только история костюма, сезонные тенденции или эволюция стилей. Это еще и феномен, который нуждается в особом описательном языке. Данный язык складывается из «словаря» глянцевых журналов и пресс-релизов, из профессионального словаря «производителей» моды, а также из образов, встречающихся в древних мифах и старинных сказках. Эти образы почти всегда окружены тайной. Что такое диктатура гламура, что общего между книгой рецептов, глянцевым журналом и жертвоприношением, между подиумным показом и священным ритуалом, почему пряхи, портные и башмачники в сказках похожи на колдунов и магов? Попытка ответить на эти вопросы – в книге «Поэтика моды» журналиста, культуролога, кандидата философских наук Инны Осиновской.
Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.