Желтый дьявол - [49]
Другие заступаются:
— Не смейте!
— Ах, так! Значит, бунт! Хорошо-с…
Прапорщик Колтунов, бросив больного, сильно качаясь, удаляется.
Минут через десять он появляется опять в компании шести таких же, как он, пьяных офицеров. У всех в руках револьверы. Они бесцельно стреляют в стенки вагонов.
— Выходи! Марш все!
— Зачем? — кто-то робко спрашивает.
— Не рассуждать! Выходи!
Все выходят. Их заставляют выстраиваться в ряды и рассчитаться от одного до десяти. Каждого десятого отводят в сторону.
— Становись!
И тут же, на глазах остальных, бравируя меткостью стрельбы, офицеры устраивают живую мишень.
— Ну, в вагон, марш! По местам!
Долго не могут оправиться пленники. Каждый знает: и он мог быть десятым…
Может быть будет — завтра, послезавтра.
На верхней наре, около самого окошка кочегар Спиридоныч. Приходится сидеть согнувшись. Хорошо, что окно открыто: свежий воздух — можно дышать.
За окном — лента дороги. Телеграфные столбы. Изредка кустарник. И опять тайга, тайга…
Вот он великий сибирский путь.
Белые кости, высушенные солнцем, обласканные ветром — единственные памятники — там, по полям и дорожкам, по тропинкам тайги уроненных человеческих жизней.
Вот чей-то скелет без черепа. Может быть, это замученный белогвардейцами рабочий. Молодой, полный сил, надежд…
Может быть, где-нибудь за сотни верст, а то и за тысячи верст от этого места его ждут. Ждет старушка-мать, ждет и посейчас сына своего: «Авось вернется, постучится в дверь, нежданно, негаданно»…
— Куда мы едем? — спрашивает свесившаяся с нар голова.
Больной лихорадочный блеск глаз, больших, серых, точно приклеенных к двум бледным скулам. Нет лица: это только обтянутый тонкой кожей череп.
— Куда мы едем? Ха-ха! — беззвучно хохочет сидящий внизу на корточках человек. Он с’ежился в маленький комочек и вот, кажется, когда рухнет то, что в нем еще держится, останется просто сверток тряпья.
…Тук-шшш-тук-шшш-тук-тук-шшш…
Качается вагон на давно не смазанных осях.
…Тук-шшш-тук-шшш-тук-тук-шшш…
И вперемежку со стуком колес хохот сходящих с ума людей:
— Ха-ха!.. ха-ха!..
3. Станция зверей
Справа под снегом далеко, далеко тянется преддверье Монголии — степь.
Слева холм. На его скате лепится маленькая станция Маккавеево.
Ночь.
Порывистый ветер — внизу — сметает и крутит порошу, вверху — тянет лохматый полог.
Будет метель… буран.
На станции тихо.
Черною ночью царит тягучая черная жуть.
Белобрысый, прыщавый телеграфист вздрагивает при каждом шорохе и бросает на дверь косые, пугливые взгляды.
В квартире железнодорожных служащих мигают робкие огоньки.
Не спят.
Повитые страхом мысли упорно тянутся туда, вниз, где на запасном пути чернеет грозный продолговатый силуэт. Оттуда в дыхании черной ночи волной выходит ужас и заливает станцию…
Броневик.
В ячейках бетонированных вагонов… с боков… и на верху в башенках — пулеметы.
Спереди за откидной стенкой — зев орудия.
Молчат.
Но в вагоне второго класса, где помещается штаб броневика…
Шум.
Сквозь наглухо закрытые окна доносятся пьяные крики… хохот… ругательства.
Командир броневика эсаул Званных — расстегнутый китель, волосатая грудь — разливает из жестяного банчка спирт и разбавляет водой.
Пьют… кружками.
— А вот я говорю, что прапорщик фон-Фридерикс — дурак! — Длинный, угреватый штабс-капитан Кучко стучит кулаком по столу. — Что он?.. Дал ему пятьдесят плетей, и удовлетворился кольцом да сотняжкой — дурак… Денег нет?.. Врет!.. Чтоб у этого жида денег не было… Да я-б ему семь шкур спустил — нашел бы.
— Его железнодорожники знают.
— Железнодорожники?!. Да они, сволочи, поголовно большевики. Мало их еще угробили. Будь я на месте атамана, я бы их всех на телеграфных столбах перевешал.
— Ишь ты!.. Я баб?
— Баб?!. Сумеем… Маху не дадим.
Тук-тук-тук-тук-тук — стучит аппарат… И белобрысый телеграфист — карандаш в судороге пальцев — дрожащей рукой… по телеграфному бланку.
Начальник станции низко клонит над журналом седую голову… но исподлобья… глаза… в окна… Застыли.
— Семен! снеси… туда…
Станционный сторож с тупым взглядом берет телеграмму и идет медленно, тяжело… покорно.
Ветер рвет.
— Ого! — эсаул Званных высоко вверх подымает телеграмму: — здорово!
— Ну?..
— Барон фон Унгерн приказывает принять эшелон… триста сорок по списку.
— Есть на закуску! — опять по столу кулаком… штабе капитан Кучко.
— Однако, господа, это не улыбается… Погода — холера, зараза ее возьми… Триста сорок — долго провозится… — Глаза белесые — спокойно.
А поручик Гальк, латыш:
— Долго?.. Так на пулэмэт!
— Браво!
4. На пулэмэт
Кочегар Спиридоныч — его теперь никто не узнал бы: худой… страшный… скелет — лежит на нарах теплушки… Теперь свободно… Умерли… Одиночками взяты — расстреляны… И Вася умер… С Васей-сцепщиком вагонов еще в Питере знаком был… Когда Спиридоныча привели в эшелон, Вася первый узнал его… Я теперь… Васи нет… Умер…
Много умерло…
Голод…
Тиф…
И он, Спиридоныч… тоже наверное умрет… Чувствует… Сил нет…
Или расстреляют… Тоже возможно… Едут… давно уж… Давно…
А куда… И приедут ли… и когда приедут… Неизвестно…..Умрет…
З-з-г-зз — до отказа откатывается дверь теплушки. Ветер… снег… бело.
От белого снега глаза зажмурились.
— Из этого вагона все.
— Все? Выходи-и-и!
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Фантастическая история о том, как переодетый черт посетил игорный дом в Петербурге, а также о невероятной удаче бедного художника Виталина.Повесть «Карточный мир» принадлежит перу А. Зарина (1862-1929) — известного в свое время прозаика и журналиста, автора многочисленных бытовых, исторических и детективных романов.
В книгу вошел не переиздававшийся очерк К. Бальмонта «Океания», стихотворения, навеянные путешествием поэта по Океании в 1912 г. и поэтические обработки легенд Океании из сборника «Гимны, песни и замыслы древних».
Впервые на русском языке — одно из самых знаменитых фантастических произведений на тему «полой Земли» и тайн ледяной Арктики, «Дымный Бог» американского писателя, предпринимателя и афериста Уиллиса Эмерсона.Судьба повести сложилась неожиданно: фантазия Эмерсона была поднята на щит современными искателями Агартхи и подземных баз НЛО…Книга «Дымный Бог» продолжает в серии «Polaris» ряд публикаций произведений, которые относятся к жанру «затерянных миров» — старому и вечно новому жанру фантастической и приключенческой литературы.
Четверо ученых, цвет европейской науки, отправляются в смелую экспедицию… Их путь лежит в глубь мрачных болот Бельгийского Конго, в неизведанный край, где были найдены живые образцы давно вымерших повсюду на Земле растений и моллюсков. Но экспедицию ждет трагический финал. На поиски пропавших ученых устремляется молодой путешественник и авантюрист Леон Беран. С какими неслыханными приключениями столкнется он в неведомых дебрях Африки?Захватывающий роман Р. Т. де Баржи достойно продолжает традиции «Затерянного мира» А. Конан Дойля.