Желтый бриллиант - [23]

Описывать Париж бесполезно. Написано столько, что хорошей библиотеки не хватит. Париж надо почувствовать или не почувствовать, такое тоже бывает. Париж для каждого свой. Для Николая это — Сорбонна, залы Международных конференций по ядерной физике и… мадам Жако — легкий ужин в незаметном ресторане, дорогой номер в отеле. Для Тани Париж — пока загадка.

В Москве у ее несколько полок большого книжного шкафа с книгами по искусству, в основном огромные и очень дорогие. Половина из них о французском искусстве и парижских музеях. И, конечно, выставки в Пушкинском музее, на которые она стояла в огромных очередях целыми днями — под ледяным ветром и снегом, палящим солнцем и проливным дождем.

Николай предложил взять напрокат машину, Таня возмутилась, глаза стали холодного серого цвета.

— Город надо прочувствовать пятками.

— Это как, ходить босиком? — засмеялся Николай и понял, что сказал глупость.

.— Ладно, раз идет дождь — это хорошая примета. Пойдем в Лувр!

— Юшка, ты в курсе, что на осмотр Лувра требуется неделя, и это — бегом.

— Меня интересуют две вещи — «Джоконда» и египетские кошки.

— А кошки причем?

Надевая плащ, Таня объяснила, что в Древнем Египте кошка была культовым животным, объектом всеобщего поклонения, из некоторых кошек после их смерти делали мумии, как из фараонов. Существовали кладбища кошек. А все дело в том, что кошки охраняли от мышей несметные запасы пшеницы, которую египтяне продавали по всему Арабскому Востоку. Кошки являлись, таким образом, «гарантом национальной безопасности». Но это было давно.

Двадцать залов Египетской коллекции, конечно, не обошли, но главное видели. Древние статуэтки котов и кошек донесли до современного человека облик гордого независимого зверя. Незаметные и привычные в городской повседневной жизни обитатели теплых подвалов многоэтажных домов, обязательные котята на фотографиях в календарях любой бухгалтерии — это все, что осталось от древности. В галереях Лувра египетские кошки выглядели величественно и грациозно. В их каменных глазах отражалась Вечность.

«Джоконда» Леонардо да Винчи потрясла воображение Тани. В прекрасном лице с неразгаданной улыбкой Таня отчетливо увидела портрет совсем молодого юноши — возлюбленного великого Леонардо. По Лувру ходили до закрытия музея. Снаружи весь дворец великих королей был в лесах. Проводилась грандиозная реставрация и реконструкция. Николай вышел из Лувра, пошатываясь, перед глазами плыли «импрессионистские» круги. Таня порхала и щебетала, как синица в апреле.

Вкусный ужин в отеле, горячий душ восстановили его. Кровать оказалась чрезвычайно удобной. Чтобы провести «такую ночь», стоило еще раз сходить в Лувр ради египетских кошек!

На следующий день сияло по-летнему жаркое солнце. Весь день гуляли по набережным Сены, дошли до Собора Парижской Богоматери. Очень повезло — услышали часть вечерней Мессы. Звуки органа проникали в самую глубину души, все естество замирало. Таня восхищалась общей архитектурой древнего сооружения, музыкальностью и гармоничностью пропорций, но больше всего умилялась «прелестным» горгульям, установленным для маскировки водосточных желобов Собора. Заодно эти чудища, с хвостами, рогами, жадным оскалом страшных мордочек, отпугивали злых духов.

Тане очень хотелось посмотреть Сорбонну. Николай гордо согласился. Основной кампус — целый современный городок — находился на окраине Парижа, но само сердце Сорбонны началось биться в 1200 году на левом берегу Сены, недалеко от острова Соте, волей короля Филиппа П Августа. Николай много и вдохновенно рассказывал о величайшем учебном заведении. Обошли старинное здание, где иногда в большом лекционном зале — «амфитеатре Ришелье» с прекрасными старинными фресками — собирался Верховный совет и администрация университета.

Ужинали в кафе, в районе Сорбонны, на одной из древних кривых улочек, самой старой части Парижа. В отель возвратились на метро. Таня принципиально отказалась от такси.

— Дома, что ли не наездились. А потом, парижское метро — исторический артефакт!

С таким аргументом просто нельзя было не согласиться. Николай все остальные дни ездил на отвратительном, с его точки зрения, виде транспорта. Что не сделаешь ради любимой! Третий день в Париже — это бесконечная очередь на Эйфелеву башню и пьянящий восторг от панорамы великого города. Сегодня — ужин в кафе напротив башни. Столики стояли прямо на асфальте тротуара, мимо неслись вереницы машин, совсем других, нежели в Москве. У Тани захватывало дух, ведь она любила и понимала машины.

Когда официант, похожий на английского лорда, так показалось Тане, принес меню, она отказалась от устриц, лягушачьих лапок, улиток.

— Это — несерьезная кухня. А знаешь, любимый, — Таня все еще привыкала к этому волшебному слову, — в древнем Китае Императору подавали на обед паштет из сердечек соловья.

— Но лягушки, не соловьи!

— Они скользкие и квакают!

Таня умела приводить аргументы. Николай любил устрицы, вернее, его «научили» их любить. Все остальное, действительно, чепуха. Официант принес два абсолютно не прожаренных, просто сырых, бифштекса, зелень, два бокала лучшего «Бордо». Таня сделала пару небольших глотков, пожевала листочек зелени, еще пару глотков и сморщила нос.